|
убоко,
потому что они для меня имеют огромное значение. Выше них спрятано второе
завещание, чтобы скрыть главное и защитить его от посягательств случайных людей.
Я скажу тебе только о том, верхнем, чтобы второе оставалось лежать здесь, пока
не придет время. Я уже сообщил Тателла-Сате, что здесь для тебя оставлены два
послания, чтобы они не пропали бесследно, если вдруг тебе все же не удастся
появиться тут.
А сейчас открой свое сердце и слушай, что скажу тебе я, умерший и все же живой.
Я твой брат. Я хочу остаться им навсегда. Даже тогда, когда по землям апачей
пройдет траурная весть, что Виннету, их вождь, мертв. Ты научил меня, что
смерть — величайшая из всех земных справедливостей. Я хочу, чтобы после моей
земной смерти обо мне говорили как о живом. Я хочу защитить тебя, мой друг, мой
брат, мой дорогой брат!
Великий Добрый Маниту свел нас вместе. Он ведет нас и сейчас. Мы — одно целое,
Нет силы на Земле, которая может разделить нас. Между нами нет могилы. Я
перепрыгну через эту бездну, приду к тебе в моем завещании и останусь с тобой
навсегда.
Ты был моим ангелом-хранителем, а я — твоим. Ты стоял выше меня, выше, чем
любой другой, кого я любил. Я стремился за тобой во всем. И ты дал мне многое.
Ты раскрыл мне сокровища духа, а я попытался обогатиться ими. Я твой должник,
но по доброй воле, потому что этот долг не унижает, а возвышает. Если бы все
бледнолицые пришли к нам такими, как ты ко мне! Уверяю тебя, что все красные
братья охотно стали бы их должниками. Благодарность красной расы была бы такой
же искренней, как благодарность твоего Виннету. А когда миллионы благодарны
друг другу, тогда и Земля становится Небом.
Но ты сделал несравненно больше! Ты заботился не только о своем красном друге,
но и обо всех презираемых и преследуемых, хотя знал и знаешь, как и я, что
придет время, когда тебя самого за это будут презирать и преследовать. Но не
робей, мой друг, я буду с тобой! Коль не верят тебе, живущему, так придется
поверить мне, умершему. А если не захотят понять то, что ты пишешь, — дай им
почитать мое послание. Я убежден, что это самое лучшее дело твоего Виннету,
который брался за перо в тихие, святые часы, откладывая в сторону ружье. Письмо
давалось мне тяжело, а перо отказывалось подчиняться мне, краснокожему. И все
же мне было и легко, потому что в каждую строчку, оставленную людям, я
вкла
|
|