и случае легко могли быть свернуты в трубку или спрятаны в 
кармане пиджака.

Я прошу не считать эти деловые замечания скучными или лишними. Некоторые из 
фотографий сыграют чрезвычайно важную роль в цепочке последующих событий. Кто 
знает меня, тому не нужно пояснять, что в моих произведениях не бывает никаких 
«случайностей». Все, что происходит, я объясняю высшей волей, — называйте ее 
Богом, судьбой, роком или еще как-нибудь. Этот рок властвовал и тогда, в чем я 
убежден. Забегая вперед, скажу, что предложения книготорговцев так и остались 
предложениями — у меня даже не было времени разыскать этих господ. Разумеется, 
их цель была одна: просто скопировать страницы книг и забрать эти копии себе. 
Еще более явно обнаружился перст судьбы в другом случае: мне поступило еще одно 
предложение, но уже не по почте, а, так сказать, из первых уст, и, что 
удивительно, в то же самое время и тоже от американца! Заслуживают внимания 
некоторые сопутствующие обстоятельства, из которых ясно, что случайность 
происходящего абсолютно исключена.

У нас в Дрездене есть приятель, практикующий врач и психиатр. Особенно в 
области психиатрии он достиг значительных успехов и пользуется большим 
авторитетом. Иностранцы не реже местных жителей прибегают к его консультациям, 
а Дрезден, как известно, город приезжих.

Как-то раз он навестил нас не в выходной день, а среди недели, да еще поздно 
вечером — в такое время, в какое прежде нас не посещал, и речь зашла о нашем 
решении отплыть в Нью-Йорк на пароходе «Норддойчен Ллойд».

— Может, за наггитами? — спросил он быстро, как будто только и ждал 
положительного ответа.

— С чего это вы вдруг подумали о наггитах? — спросил я.

— Дело в том, что сегодня я видел один, размером с голубиное яйцо. Он висел на 
цепочке от часов, как брелок, — ответил он.

— И у кого же?

— У одного американца, который, впрочем, был мне более интересен, чем его 
золотой самородок. Он сказал мне, что будет здесь только два дня, и настойчиво 
просил дать заключение по поводу одного деликатного дела, которое для каждого 
психолога, следовательно и для вас, мой дорогой друг, является случаем 
экстраординарным!

— Почему?

— Речь шла о наследственной тяге к суициду, самоубийству, которая неминуемо 
должна коснуться всех без исключения членов семьи. Причем тяга эта у каждого 
поначалу ощущалась исподволь, совершенно незаметно, затем усиливалась, пока не 
становилась непреодолимой.

— Я уже слышал о таких случаях и даже лично знаком с подобной напастью. Об этом 
я разговаривал с одним судовым врачом, с которым плыл из Суэца на Цейлон. 
Как-то мы провели на верхней палубе целую ночь, обсуждая тайны психики. Тогда 
он проникся ко мне доверием и сообщил о том, что камнем лежало у него на сердце 
и о чем он раньше еще никому не рассказывал. Брат и сестра его уже лишили себя 
жизни, отец — тоже. Мать умерла от горя и страха. И вот теперь, во время 
заграничного турне, вторая сестра прислала ему письмо, где призналась, что не 
может больше противостоять злополучному побуждению. Сам он только потому и стал 
врачом — чтобы попытаться найти путь к спасению, раз уж никто другой не в силах.


— Что же стало с ним и его сестрой?

— Не знаю. Он обещал писать мне и оставил свой адрес, но не написал ни строчки. 
Родом он из Австрии. А у этого американца то же горе?

— У него самого или не у него — сказать не могу. Он не назвал имен своих 
близких и представил все так, будто говорил о знакомом, а не о собственной 
семье. Но впечатление произвел на меня, как раз обратное — я посчитал его лично 
заинтересованным в этом деле. У него были бесконечно печальные глаза. Он 
показался человеком хорошим, и мне в самом деле искренне жаль, что я не мог 
пообещать ему никакой помощи.

— Но хотя бы утешили?

— Да, совет и утешение, не больше. Но представьте себе огромное несчастье — 
мать приняла яд, отец бесследно исчез! Из пятерых детей, честных сыновей, 
остались живы лишь двое. Все они были женаты, но брошены женами, потому что и у 
их детей тяга к суициду развилась уже в возрасте девяти-десяти лет и лишь 
один-единственный ребенок достиг шестнадцатилетня!

— Так они все умерли?

— Да, все. Живы лишь упомянутые два брата. Они борются с болезнью днем и ночью, 
но не думаю, что кто-нибудь из них так крепок, что победит в себе этого демона.

— Ужасно!

— Да, ужасно! Но еще и загадочно! Эта губительная волна существует лишь во 
втором