оно называлось на родине,
 — Кануби. Новое поселение очень скоро стало известно среди белых и краснокожих 
охотников Запада, которые часто туда захаживали. Индейцы основали мирное 
поселение, где и красные и белые, друзья и враги имели возможность встречаться, 
без опаски. Вражде и ненависти там не было места.

Папперман остановился на несколько мгновений, глубоко вздохнул и продолжал:

— Милое, прекрасное время! Только тогда я действительно стал добрым человеком.

Среди белых, которые чаще других стали бывать на озере, объявился некий Том 
Мадди, а среди краснокожих — молодой шаман сиу-огаллала, явившийся к отцу Ашты, 
чтобы стать его учеником и изучать тайные науки красной расы. Где он жил, никто 
не знал. Он и сам скрывал это, чтобы ему никто не мешал и не докучал. Но я 
предполагаю, что он соорудил себе хижину где-то внизу, у притока Пургаторио, 
которую покидал только для того, чтобы подняться к своему учителю и получить 
новые указания. Он был красив и молод, этот человек, владеющий любым оружием, 
но при этом столь благожелателен, словно на всей Земле не существовало никакого 
зла.

То, что Ашта предпочла его всем наведывающимся в стойбище, не было ничего 
странного. Об этом я узнал от Тома Мадди. Этот Мадди был назойлив и груб. Никто 
и знаться с ним не желал. Он сразу стал оказывать знаки внимания Аште, но она 
избегала его и при любой возможности уклонялась от разговоров с ним. Это его 
страшно злило. Он почему-то вбил себе в голову, что она должна стать его женой! 
Думаю даже, он больше ненавидел ее, чем любил, поскольку она совершенно открыто 
и честно не скрывала своей антипатии к нему.

Почему он поддерживал знакомство со мной? Этого я не знаю до сих пор. Вероятно, 
потому что я казался ему никчемным человеком и не нашел в себе сил отвернуться 
от него, как это сделали остальные.

Я остерегся рассказать ему, что у меня в сердце давно родилась великая и чистая 
любовь и что я тысячу раз отдал бы свою жизнь, чтобы только доказать это 
прекрасной индеанке. Иногда мне, конечно, приходило в голову, что она 
недосягаема, но я убеждал себя, что я вовсе не такой плохой парень, не хуже 
многих. В такие моменты я давал себе слово поговорить с ней открыто и честно. 
Но оказываясь рядом с ней, я лишался дара речи.

В один прекрасный день я вернулся из долгого охотничьего рейда и узнал от Тома 
Мадди, что сиу-огаллала домогался у отца Ашты руки его дочери и получил 
разрешение похитить ее ночью…

— Похитить? — удивилась моя жена. — Это обязательно?

— Просто необходимо. Я слышал, что все эти обычаи имеют глубокие корни и важное 
значение. Отец и мать воспитали и вырастили свое дитя, свою дочь, они отдали ей 
тысячи бессонных ночей, тысячи забот. Тут вдруг приходит чужой мужчина и 
забирает ее у них. Так вот, это противоречие хотя бы внешне разрешается в 
обряде обручения. Дочь готова дать похитить себя, а родители изо всех сил 
стараются предотвратить это. Ее запирают, тщательно прячут и бдительно охраняют.
 Жених тратит уйму сил, чтобы перехитрить родителей, и, если это не помогает, 
он прибегает к силе. Происходит напряженное и очень интересное состязание в 
сообразительности и ловкости, а племя следит за отдельными фазами этой борьбы. 
Разные люди помогают той или иной партии. При этом успех дела решают хитрость и 
личное мужество, благодаря которым добивающийся девичьей руки демонстрирует 
свои достоинства.

Узнав эту новость от Тома Мадди, я долго не мог прийти в себя. Но Том Мадди был 
в ярости. Он поклялся, что все уже устроено и краснокожему не удастся увести 
девушку. Когда же я спросил, как он собирается помешать задуманному, он 
потребовал от меня клятвы. Я поклялся, но сделал это, разумеется, только для 
того, чтобы предотвратить исполнение ужасного замысла. Тогда он показал мне 
пистолет. Он был заряжен порохом. Этот порох должен был выжечь сиу глаза, 
обезобразить лицо и навсегда ослепить. «Тогда ей определенно и в голову не 
взбредет стать его скво!» — добавил он, прежде чем удалился. Но не забыл 
напомнить мне о клятве.

— Это не человек, а дьявол! — не выдержала Душенька.

— Если не дьявол, то уж негодяй, который ни перед чем не остановится, лишь бы 
добиться своей цели, — продолжал Папперман. — Разумеется, выдавать его я не 
имел права. И все же нескольких намеков было бы достаточно, чтобы дать понять 
индейцу, какой опасности он подвергается. Но он исчез! Как в воду канул! Итак, 
у меня была двойная задача: одного избежать, а другого обнаружить! Уверяю вас, 
необходимую осторожность соблюсти было не так легко. Целую неделю я не мог 
добиться результата.

И вот однажды выдалась беззвездная, промозглая ночь. Несмотря на то, что 
накрапывал дождь, я не остался в лагере, а в очередной раз принялся ползать 
вокруг стойбища, нутром чувствуя, что именно в эту неуютную ночь и должно все 
произойти. Беззвучно прокравшись к задворкам дома, я собирался залечь в засаду, 
и… Господь Бог! Тут кто-то уже был один — только с другой стороны. Он тоже 
обнаружил мое присутствие, несмотря на темень. Кто это? Индеец или Том Мадди? Я 
уже открыл было рот, чтобы подать голос, как вдруг человек поднял руку. Едва я 
успел отодвинуться в сторону, как прогремел выстрел… И я получил весь зар