товит, делает это довольно медленно.

— Отлично! Душенька, у тебя есть желание сыграть на гитаре?

— Как ты это себе представляешь? — удивилась она.

— Узнаешь позже. Скажи лишь только — хорошее ли у тебя настроение? Губная 
гармоника и гитара в моей сумке.

— А револьвер? — уже почти поняла меня Душенька.

— Там же.

— Это опасно?

— Вовсе нет!

— Тогда и я поиграю!

— Прекрасно! Начинается второе отделение комедии! Занавес поднимается!

Хоуи снова подошел к нам, остановился, широко расставив ноги, и произнес:

— Я с маленькой просьбой. Мы ведь художники. Хотим написать портреты миссис и 
мистера Бартон, а также мистера Паппермана.

— Все шестеро? — уточнил я.

— Да.

— Но нас всего трое.

— И хорошо. Вы позволите?

— Хм, с большим удовольствием. Но только при одном условии.

— Каком?

— Мы останемся там, где сидим.

— Идет! Хотя мы бы хотели, чтобы вы находились в другом положении, но 
удовлетворимся и этим. Только сидите и не двигайтесь, иначе не выйдет высокого 
искусства! Можно начинать!

Подвыпившие «художники» вынули бумагу из сумок и принялись «рисовать». Тем 
временем я заметил, что кто-то шел по направлению к отелю со стороны пустоши. 
Человек был одет по-индейски и нес на спине упакованный в кожу внушительный 
груз. Человек шел медленно, — видимо, очень устал. Возле лошадей он остановился 
и осмотрел их. Потом двинулся дальше. Когда путник подошел так близко, что 
можно было разглядеть его лицо, мы обнаружили, что ему года двадцать два — 
двадцать три. У него были правильные черты лица, а волосы, как у Виннету, 
собраны в пучок и отброшены на спину. Когда незнакомец подошел к дверям «сада», 
Папперман воскликнул:

— Egad [19 - Ей-богу! (англ, уст.)], это он!

— Кто? — спросил я.

— Молодой Орел! Четыре года назад он в последний раз спускался с гор пешком, 
прямо как сегодня. Тогда он два дня гостил у меня и отдал свой индейский костюм 
мне на хранение, когда уезжал. Он сказал, что если не умрет, то через несколько 
лет вернется и заберет его. У него не было с собой никаких денег, только 
наггиты, да и то немного — сотни на три долларов… Посмотрите, да он совсем 
ослаб!

— Он, вероятно, голоден! — добавил я.

— Он совсем обессилел! — подала голос Душенька. — Еле плетется! Принесите 
скорее еще один стул, мистер Папперман!

Вестмен поспешил выполнить ее просьбу. Душенька подошла к двери, взяла индейца 
за руку и попросила быть нашим гостем.

— Прямо как Ншо-Чи, которая всегда сострадала! — проговорил индеец и тяжело 
оп