|
азать о
вас…
— Ни в коем случае! — прервал я. — Единственное — можно сказать, что я тоже
старый вестмен…
— И знаменитый, очень знаменитый!
— Не надо! У меня есть веские причины молчать о себе. Сейчас меня зовут Бартон,
а вы стали знаменитым, гораздо знаменитее меня! Согласны?
— Да.
— Стало быть, по-немецки мы больше не разговариваем. Будьте внимательны и не
наделайте глупостей.
— Не беспокойтесь! Я же Макш Папперман, и, если дело серьезное, я нем и глух!
Речь идет о каком-нибудь вашем старом или новом предприятии?
— Все возможно! Может, я доверюсь вам, но только тогда, когда буду убежден, что
вы в самом деле умеете молчать. А теперь вам пора!
Он отвесил второй поклон и удалился, чтобы исполнить данное ему поручение.
Мы прогулялись и в назначенное время вернулись в отель. Зайдя к себе, мы
увидели из окна, что в «саду» появилось полдюжины развязных молодых людей. Для
них выставили нечто похожее на обеденные столы и несколько стульев. Компания
расселась вокруг бутылки бренди и выражала недовольство по поводу того, что
единственная имевшаяся в отеле белая скатерть покрывала не их, а наш стол. Они
потребовали, чтобы Папперман присел к ним выпить. Тот без особых возражений
согласился, хотя молодые люди сердито кричали на старого чудака вестмена и
острили на его счет. Он же оставался невозмутимым, как и подобает бывалому
бродяге.
Самого бойкого из той компании звали, как мы узнали позже, Хоуи. Через открытое
окно мы услышали, как он произнес:
— Кто такой, собственно, этот мистер Бартон, который обедает раньше нас?
Папперман бросил взгляд на наши окна и увидел меня. Едва заметно кивнув, он
громко ответил:
— Музыкант.
— Музыкант? Какой музыкант?
— Да дует на губной гармошке, а его жена бренчит на гитаре.
— Дует на гармошке? Почему же тогда его жена не дует на гитаре?
Глупая шутка пришлась по душе, и вся компания разразилась хохотом.
— Зачем он несет такую ерунду? — возмутилась Душенька.
— Не волнуйся! — успокоил ее я. — Он знает, что делает. Полагаю, там скоро
разыграется забавная сцена, от которой вестмен получит истинное удовольствие.
Как приятно выслушивать нелепые указания людей, считающих тебя глупее их!
— А вдруг это хулиганы?
— Не думаю, хотя ведут они себя скверно. Поэтому им следует преподать хороший
урок… Смотри, лошади! По-моему, они принадлежат им!
— Хорошие лошади?
— Хорошие? Сказать такое — ничего не сказать!
— Значит, породистые?
Я не торопился с ответом, потому что мое внимание было обращено на животных, о
которых шла речь. За стеной «сада» виднелась пустошь, где несколько пеонов были
заняты сооружением палатки. Поблизости от них находились лошади и четыре мула.
Лошади, что называется, «добрые», но не больше, а вот мулы, похоже, были
мексиканского происхождения и принадлежали к той породе, которую там называют
словом «нобилларио». Они продаются значительно дороже своих собратьев — минимум
по тысяче марок за голову. Особняком держались три лошади, но какие!
Благородного облика, белые, в коричневых яблоках. Таких животных можно получить
только в результате долгого, кропотливого отбора. Их экстерьер вызывал
воспоминание о знам
|
|