|
тозвался новый хозяин.
— Нет. Им обед подавай!
— Иностранцы, что ли?
— Да, двое!
— Слава Богу, наконец-то! Где же они?
— В третьем и четвертом номере! Семейная пара!
Тут Паппермана осенило:
— Эти номера прямо над нами! Окна выходят сюда, они открыты! Теперь я понял,
где выли!
— Что за чушь! — возразил новый хозяин. — С каких это пор семейная пара воет?
— Смотря какая жена, а то — частенько! Но в нашем случае дело не в жене, а в
муже! Кто-то из моих друзей! При этом должно статься…
— Да идите же сюда, в конце концов! — снова перебил его женский голос. —
Чужеземцы хотят есть, а у меня нет ни мяса, ни денег.
Обоих как ветром сдуло. Душенька с улыбкой заметила:
— Послушай, твой старый Папперман — парень что надо! Он даже начинает мне
нравиться, и я…
В дверь громко постучали.
— Входите! — крикнула она.
Разумеется, на пороге стоял Папперман.
— Пардон! — галантно извинился он. — Я слышал там, внизу, боевой клич
сиу-огаллала и хотел… тут мне показалось… и… мистер Шеттерхэнд, мистер
Шеттерхэнд! Добро пожаловать! — Он бросился вперед, раскинул руки, словно хотел
расцеловать меня, но смутился и лишь схватил за руки.
Папперман долго не мог оправиться от волнения. Говорят, что человек не животное,
но сейчас его поведение можно было сравнить с восторгом верного пса,
увидевшего своего хозяина после долгой разлуки. У Душеньки навернулись слезы на
глаза, и даже я вынужден был сделать усилие, чтобы сохранить внешнее
спокойствие.
— Это ведь выли вы, мистер Шеттерхэнд?! — спросил Папперман, едва сдерживая
продолжавшую бушевать в душе бурю.
— Да, это был я.
— Я так и знал, я так и знал! Кто же это мог быть кроме вас?
— Да, — улыбнулся я, — уж никак не моя жена.
— Ваша жена? Тысяча чертей! Я совсем растерялся! Даже в прерии или саванне
соблюдается хороший обычай сначала приветствовать женщину, а потом мужчину!
Пардон! — Он попытался, с грацией медведя, отвесить элегантный поклон.
— Вы можете говорить с ней по-немецки, дорогой Папперман, — пояснил я на нашем
родном языке. — Она немка!
— По-немецки? О! Тогда я поцелую ей руку! А лучше обе сразу!
Тут же он захотел узнать о моей судьбе, чтобы поведать о своей. На это я, само
собой, не согласился, потому что, во-первых, сейчас необходимо было соблюдать
дистанцию, во-вторых, для подобных откровений нужно много времени и другое
настроение. Я пригласил его отобедать с нами и выразил желание сделать это в
«саду», через час. А до того я решил погулять с супругой, чтобы она
познакомилась с городом, в котором один из моих давних приятелей владеет
«прекрасным отелем».
— Не владеет, а владел, — поправил Папперман. — Я расскажу об этом.
— Но не сейчас, как-нибудь позже! Вообще здесь никто не должен знать, как меня
зовут и что я немец…
— Жаль! Очень жаль! — искренне посетовал он. — Я только что хотел расс
|
|