ать лучшего.

Когда я на вокзале осведомился о мистере Паппермане, один из служащих сухо 
ответил мне:

— Его больше нет!

— Что? — удивился я. — Он приказал долго жить?

— Да нет. Он-то жив.

— Но вы говорите, что его больше нет?!

— Нет их обоих вместе: отеля и Паппермана. А по отдельности они здравствуют! — 
Служащий глупо осклабился и продолжил: — Мистер Папперман продал его, по 
крайней мере должен был продать! Во всем виновато его злополучное имя!

С этим он удалился, а мы направились к отелю.

Последний не заслуживал права называться отелем. Любая захолустная гостиница в 
немецкой деревеньке выглядела приветливее и чище, но мы уже условились и должны 
были остановиться здесь. И потом, ради старого приятеля я не пошел бы ни в 
какой другой дом. Мы получили две смежные комнаты, тесные, бедно обставленные, 
но чистые. Эти так называемые номера имели одно большое преимущество: оба их 
окна выходили, как здесь говорили, «в сад». Когда мы выглянули в «сад», то 
увидели следующее: два ветхих стола с тремя еще более ветхими стульями; дерево, 
почти лишенное листвы, которое, похоже, из кожи вон лезло, чтобы походить на 
липу или тополь; четыре куста неизвестного происхождения и, наконец, торчащие 
пучки травы. За каждым столом сидело по человеку; их лица мы могли видеть 
только сбоку. Один держал в руке стакан пива, но не пил, поскольку тот был пуст.
 У другого была сигара, но он ее не курил — та давно погасла. Они сидели 
отвернувшись друг от друга. Это были хозяева. Тот, что с пустым стаканом, как 
мы узнали позже, — новый. Оба выглядели не очень счастливыми и, похоже, 
раскаивались: один — что продал отель, другой — что купил и теперь ума не мог 
приложить, каким способом выжать из заведения хоть какую-нибудь прибыль.

— Послушай, — заговорила Душенька, — тот, что справа, кажется, твой друг 
Папперман. Левая половина его лица синяя!

— Да, это он, — кивнул я, не сводя глаз с Макса. — Постарел и поседел! Но 
выглядит еще крепким. А теперь смотри внимательно! Я расшевелю его, да еще как! 
Только не показывайся!

Приблизившись к окну, но так, чтобы оставаться под прикрытием стены, я сунул в 
рот указательный палец и издал резкий боевой клич сиу. Результат сказался 
тотчас. Оба хозяина молниеносно вскочили со стульев, а Синий Макш крикнул:

— Сиу идут! Сиу!

Они осмотрелись, но, не обнаружив ни одной живой души, а тем более врагов, 
уставились друг на друга.

— Сиу? — повторил новый хозяин. — Хотел бы я знать, откуда им взяться здесь, в 
центре города?!

— Это были сиу! — настаивал Папперман.

— Чепуха!

— Полегче! Я знаю, что говорю! Я знаю даже, чей это клич. Это сиу-огаллала!

— Да не выставляй себя на посмешище! Если бы те…

Новый хозяин не закончил фразы, ибо я издал клич второй раз.

— Если это не настоящий огаллала, то пусть мою кожу разрежут на ремни у столба 
пыток! — раззадорился Папперман.

— Тогда скажи мне, где он прячется!

— Почем мне знать? По-моему, кричат сверху.

— Да уж не снизу, это точно! Чья-то глупая шутка, не более!

— Нет, дело серьезное! Это самый настоящий сигнал!

Я повторил клич еще раз.

— Слышишь? — вскричал Папперман, вертя головой. — Это не шутка. Либо это в 
самом деле сиу-огаллала, либо старый вестмен моей породы, который знает, как 
подражать воинственному вою этих краснокожих, чтобы самому провести их. 
Кто-нибудь из моих давних приятелей увидел меня здесь и хочет дать знать, что…

Тут из задних дверей раздался женский голос:

— Быстрей сюда! Быстрей! Я не знаю, что мне стряпать!

— «Стряпать»? Разве они не хотят просто выпить? —