тел 
вернуть его Гарриману Энтерсу, но тот сказал:

— Сохраните документ у себя, можете использовать его в своих целях. Считайте 
его вашей собственностью.

— Благодарю вас. Этим вы определенно доказываете честность ваших помыслов. А 
почему вы не взяли с собой брата?

— Потому что никто ничего не должен знать. Если знают двое — знают все. Как 
только еще что-нибудь прояснится, вы тотчас узнаете. А теперь я покидаю вас.

— Он в самом деле искренен, — утвердительно кивнула Душенька, когда Энтерс 
удалился.

— А его брат?

— Не думаю, что он сделает что-нибудь плохое против меня.

— Против тебя — нет. А против меня? Я чувствую себя в безопасности только 
потому, что я под твоей защитой.

Пида пришел ко мне утром в сопровождении большого числа воинов, но принят был 
только он один, поскольку другие не имели ранга вождей. Он попытался скрыть 
свое удивление, когда увидел рядом со мной Душеньку, Ашту и Кольму Пуши, но так 
и не смог это сделать. Я шагнул ему навстречу и произнес:

— Пида, вождь кайова, давно завоевал мое сердце. Он владеет им еще и сегодня. 
Но я не знаю, можно ли мне говорить с ним языком сердца. Пусть он скажет: 
прибыл ли он как гость, приветствующий меня, или как посланец своего отца, 
отказывающийся даже подать мне руку?

В далекие времена я знал его юношей, теперь же ему было лет пятьдесят. Лицо его 
стало суровее, но все же сохранило прежние привлекательные черты, а глаза 
дружески светились.

— Олд Шеттерхэнд знает, любит ли его Пида или ненавидит, — ответил гость. — Он 
знает, что я посланец моего отца и его союзников.

— Тогда пусть Пида сначала сядет, а потом говорит.

Вернувшись на место, я подал ему знак рукой сесть передо мной. Но он отказался 
и продолжал:

— Пида должен стоять. Садиться и спокойно говорить можно только в согласии. Олд 
Шеттерхэнд, я передаю послание четырех знаменитейших воинов. Я назову их имена: 
Тангуа, вождь кайова, То-Кей-Хун, вождь ракурро-команчей, Тусага Сарич, вождь 
капоте-юта, и Киктахан Шонка, старейший вождь сиу. Давно, много лет и зим назад,
 эти вожди поклялись стереть Олд Шеттерхэнда с лица земли. Но он ускользнул от 
них, и он еще жив, хотя так и не искупил свою вину. Он думал, что они о нем 
забудут. Он рискнул прийти в их землю и ступить на запретную тропу. Итак, он 
выдал себя им. И теперь он — их собственность. Он должен умереть! Но времена 
столба пыток миновали, и вожди решили поступить благородно. Они хотят дать ему 
возможность попытаться уйти от заслуженной смерти еще раз. Они будут бороться с 
ним! Я пришел вызвать его на эту схватку. Что он ответит мне?

Я поднялся и сказал:

— Прошли не только времена столба пыток, но и времена долгих речей. То, что я 
должен сказать, будет кратким. Я не был врагом ни одного красного человека. Я 
не заслужил ни ненависти, ни смерти. Я и сегодня не брожу по запретным дорогам 
и чувствую себя отнюдь не во власти вождей. Минули и времена убийств, поединков 
и дуэлей. Я стар и стал рассудителен. Я проклинаю любое кровопролитие! Я 
противник любых дуэлей…

Душенька незаметно для всех ткнула меня в бок и прошептала:

— Хорошо, хорошо!

— Но именно потому, что я знаю славу вождей и учитываю их поседевшие виски, я 
не хочу оскорблять их отказом. А значит, я готов бороться с ними!

— Ты с ума сошел! — зашептала Душенька.

Слово снова взял Пида:

— Олд Шеттерхэнд стар. Он никогда не знал страха. Но пусть он будет осторожен! 
Условия, выставленные вождями, строги и безжалостны. Пусть он выставит свои, но 
не стоит ожидать, что…

— Я не ставлю никаких условий, — резко перебил его я, — а согласен на все, что 
потребуют от меня вожди.

Он взглянул на меня с сомнением и спросил:

— Олд Шеттерхэнд шутит или говорит всерьез?


— Всерьез!

— Тогда пусть он повторит то, что я слышал сейчас, еще раз. Но прежде он 
услышит, чего требуют вожди. Поединок по очереди с каждым. Последовательность 
определит жребий. По одному выстрелу из ружья с каждой стороны. Противники 
будут сидеть друг против друга, в шести шагах. Первым всегда стреляет старший. 
Второй выстрел должен прозвучать ровно через минуту. Исход поединка — смерть 
одного из участников. Если все четыре вождя промахнутся, а Олд Шеттерхэнд еще 
не умрет, все начнется сначала. Таковы условия. Пусть Олд Шеттерхэнд обдумает 
их.

Говоривший делал паузу после каждой фразы, глядя на меня испытующе и 
одновременно озабоченно.

— Я уже их обдумал, — ответил я. — Кто дает сигнал стрелять?

— Первый председатель комитета.

— А сколько ждать второго выстрела, если первый не прозвучит?

— Я не понял вопроса. Все вожди старше Олд Шеттерхэнда, которому нет еще 
семидесяти. Никто из них не будет медлить. Они будут стрелять, как только 
раздастся команда.