ки, обозначенной на карте, я сразу понял, что и тут 
грудой сталактитов была замаскирована дорога. Однако Инчу-Инта снова ничего не 
заметил и не догадался о том, что разветвление было именно здесь. Он ушел с 
факельщиками вперед. Я молча следовал за ними. Тропа, которую он не заметил, 
наверняка была той, что вела к Утесу Дьявола. Подняться по ней я намеревался 
один. Другой, более широкий путь вел по карте к «замку», поэтому я и отправился 
вслед за Инчу-Интой.


— Здесь дорога кончается, — произнес Инчу-Инта, остановившись перед очередным 
завалом.

— Если убрать камни, сразу станет ясно, что дорога идет дальше. Прочь их!

Сталактиты оказались нетяжелыми. Без больших усилий мы отодвинули один в 
сторону. Убирать все камни не было необходимости. Достаточно было перелезть 
через них — ведь дальше не было никаких препятствий. Мы так и сделали. Здесь 
сталактитовая защита кончилась, и перед нами открылись искусственные ступени и 
коридоры среди скальных трещин. Воздух был сух и свеж. Я не смотрел на часы и 
не считал ни ступени, ни наши шаги, но мне казалось, что мы поднимались уже 
четверть часа. Как вдруг мы оказались в узком каменном мешке. Под нами ступени, 
справа стена, слева стена, над нами стена. Как тут выйти?

Прямо над верхней ступенью располагалась каменная квадратная плита. Она вряд ли 
была тяжелой, поскольку ее наверняка сюда принесли. Я попробовал ее поднять — 
не получилось. Заметив два углубления, я воткнул в одно из них нож и попытался 
сдвинуть плиту. Наконец она подалась влево. Мне показалось, будто она на 
роликах. Надо мной открылось четырехугольное отверстие, в которое я смог бы 
пролезть. Но из предосторожности я высунул голову до уровня глаз.

И что же открылось мне? Высокий восьмиугольный зал стены которого заросли 
вьющимися растениями до самого потолка. Растения зеленели и цвели, несмотря на 
позднюю осень, поскольку находились в благоприятных условиях высокогорья и 
закрытого пространства. «Облицовку» стен образовывали Passiflora quadrangularis,
 великолепные пунцовые цветки которых имели в диаметре десять сантиметров. На 
этом ярком фоне особо красивы были совершенно белые цветки Passiflora incarnata.
 Они образовывали правильный, метра четыре высотой крест — совершенно 
неожиданный в этом чужом, полном тайн месте символ христианства. Передо мной 
находились запертые на засов двери, к которым вели ступени. Отодвинув засов, я 
открыл дверь и оказался на свободе. Места были незнакомые. Тогда я спустился 
вниз и попросил Инчу-Инту подняться и сказать мне, знает ли он, где мы. Едва он 
вошел в зал, как удивленно воскликнул:

— Уфф! Это цветочная часовня, где обычно молится Тателла-Сата!

— Кому он молится? — спросил я.

— Великому и Доброму Маниту. Кому же еще?

— Но ведь там крест, символ христианства!

— Его вырастил Виннету. Он говорил, что это знак его брата Олд Шеттерхэнда. Он 
любил тебя, безгранично любил!

Можно представить, как глубоко тронули меня его слова. Но я вынужден был 
подавить эмоции и спросил:

— Куда ведет дверь, что перед нами?

— В покои Тателла-Саты.

— А они здесь, над ступенями?

— Да, но вход туда снаружи. Никто не догадывается, что здесь есть еще и люк, 
через который мы пришли.

Крышкой этому люку служила плита, которую я сдвинул. Теперь я должен был 
вернуть ее в прежнее положение, чтобы закрыть вход. Я так и сделал.

Тем временем наверх поднялась Душенька вместе с одним из факельщиков. При виде 
неисчислимого количества цветов он