висали далеко на спину. Он мог еще достаточно легко передвигаться и 
встал без посторонней помощи, завидев нас. Его лицо было испещрено множеством 
маленьких складок и морщин, которые, впрочем, ни малейшим образом не уродовали 
его, составляя своего рода гармонию, что в старости случается довольно редко. 
Он был прекрасным старцем!

Ават-Ниа узнал меня сразу. Его добрые глаза заискрились настоящей радостью. Он 
притянул меня к себе и сказал:

— О Маниту, Великий и Добрый! Как я благодарен тебе за счастье, за радость! Как 
тосковал я, еще раз желая увидеть настоящего друга всех красных народов, прежде 
чем разгребу смелой рукой неведомую мне воду смерти! Мое желание исполнено. Я 
знал, что он придет. Старость распростерла надо мной свои сухие крылья и теперь 
крепко держит меня. Но увидев тебя, я почувствовал себя молодым. В моем сердце 
звучал голос, говоривший мне, что я должен спешить к моему белому брату, потому 
что он вернет нам добро, любовь и единство, которые мы однажды потеряли. И не 
успел я прийти сюда, как встретил его… А ты его скво?

Вопрос был обращен к Душеньке.

— Да, — ответил я за жену.


Тут старик протянул к ней руку:

— Он привел к нам белую сестру. Пусть она станет желанной гостьей в наших 
вигвамах и в наших душах! Я самый старший из всех, а потому принесите мне 
калюме и садитесь в круг. Вести собрание приветствия — самая высокая честь. 
Пусть Олд Шеттерхэнд садится справа, а его скво — слева от меня. Зажгите огонь 
дружбы!

Наступил момент взаимного, трогательного и горячего приветствия. Трубка без 
задержки стала переходить из рук в руки. Начались воспоминания, и все они так 
или иначе были связаны с Виннету.

В самый разгар оживленной беседы появились Янг Шурхэнд и Янг Апаначка. Они 
хотели подсесть к нам, но ни один человек не обернулся к ним и не уступил место.
 Они простояли довольно долго, потом направились обратно к лошадям. Только 
теперь их наконец заметили. Атапаска крикнул:

— Пусть сыновья Олд Шурхэнда и Апаначки подойдут ближе!

Голос говорившего прозвучал так, что они вынуждены были повиноваться, даже если 
бы не хотели этого. Все замолчали. В тишине слышалось лишь потрескивание костра.
 Атапаска обратился к прибывшим:

— Разве Янг Шурхэнд и Янг Апаначка — вожди?

— Нет, — прозвучало в ответ.

— А Олд Шеттерхэнд?

— Он вождь.

— Он перенес почти семьдесят суровых зим, а они не пережили и тридцати легких 
лет. И все же они не идут к нему, а требуют, чтобы он пришел к ним! С каких пор 
у красных людей стало правилом, что старость должна подчиняться молодости, а 
опыт — неопытности? Нам нужно, чтобы наш народ воспрянул ото сна! Мы хотим, 
чтобы он изучил свои права и обязанности. Мы хотим, чтобы он стал образованной 
нацией. Но как этого достичь, если мы не соблюдаем простейших правил, которые в 
ходу даже у самых диких из диких: младшие всегда почитают старших?

Тут Янг Шурхэнд гордо произнес:

— Мы люди искусства!

— Уфф, уфф! — вырвалось у Атапаски. — Вы люди искусства? Вы это уже доказали? 
Олд Шеттерхэнд, пожалуй, тоже из таковых, но он никогда себя так не называл. 
Даже если человек искусства был бы высшим или божественным существом, обладая 
теми качествами, которые не смог бы развить никто другой, то прежде всего он 
должен стать образцом добродетели. Спросите ваших отцов, спросите Кольму Пуши, 
чем они обязаны Олд Шеттерхэнду? Неужели он за свои поступки и любовь, тысячу 
раз им доказанную, должен бегать за их сыновьями, потому что те утверждают, что 
они люди искусства? Каково оно, ваше искусство? Гигантская фигура Виннету? 
Искусство ли это? Наш великий Виннету был скромен. Он уважал и чтил старость, 
его заветным желанием было помогать другим, осчастливливать их. А вы так горды, 
что не хотите первыми навестить его лучшего друга! Следовательно, вы никогда не 
понимали и не понимаете Виннету. Как можете вы честно и правдиво создавать его 
образ? Где ваши отцы? Они еще не появились?

— Пока нет. Они уехали сегодня рано утром и вернутся лишь к вечеру.

— Так скажите им, когда они приедут, вот что: вожди требуют от них явиться к 
Олд Шеттерхэнду и просить прощения за своих сыновей. А мы прибудем через час к 
вашему созданию и проверим, настоящие ли вы художники. А теперь можете идти!

Они ускакали, не сказав ни слова извинения или оправдания. А когда мы через час 
прибыли к высокому блокгаузу, где они работали над моделью, оба уже стояли в 
дверях и почтительно пригласили нас войти. Они выглядели как люди, которые 
хотят рассердиться, да не могут. Вп