ы спасти 
своего брата Виннету. Но я убежден, что Олд Шеттерхэнд очень хорошо знает, от 
кого исходит эта просьба: не от Тателла-Саты, а от самого Виннету, души красной 
нации, которой суждено было погибнуть от своих собственных сыновей. Она 
стремится ввысь. Она хочет научиться летать. Она хочет не только пить и есть, 
она хочет большего. Она хочет воспользоваться всем, чем одарил человечество 
Маниту. Она хочет расти. А тут вдруг неразумные спешат убедить ребенка, что он 
герой, великан, да еще облачить эту ложь в мрамор и бронзу. Это самое настоящее 
убийство, а поскольку все происходящее касается каждого представителя нашей 
расы, это уничтожение самих себя. Такое Тателла-Сата терпеть не может, не может 
терпеть и Олд Шеттерхэнд. Я так рад, что он пришел предложить нам свою руку 
помощи. Он сидит справа от меня, как тогда Виннету. Это еще раз убеждает меня в 
том, что Виннету жив. А белая сестра не кто иная, как Ншо-Чи, любовь нашего 
народа. Я Тателла-Сата, Хранитель Большого Лекарства, и я приветствую вас. 
Своей душой я чувствую близость твоей души, Виннету. Пусть она увидит и услышит,
 что сегодня исполнится его клятва. Олд Шеттерхэнд здесь. Я ненавидел его, но 
теперь от этой ненависти не осталось и следа. Пусть он будет моим братом, как и 
я — его. Калюме нашего Виннету подтвердит это!

Он взял трубку, набил ее, зажег, сделал шесть затяжек, выдохнул дым вверх, вниз 
и на четыре стороны света, произнес положенные при этом слова и протянул трубку 
мне. Я поднялся и сказал:

— Приветствую моего брата Виннету! Я всегда был тобой, а ты — мной. Пора 
говорить о деле. И время на то — сегодня!

Потом я тоже сделал шесть затяжек и подал калюме шаману. Тот протянул его 
Душеньке и сказал:

— Возьми и ты его, как наша Ншо-Чи. Пусть она скажет нам из твоих уст!

Это было высокой честью. Я радовался, но все же маленькое опасение оставалось. 
Она должна говорить! Но что она скажет? К тому же ей придется курить острый, 
смешанный с сумахом табак. Она курила единственный раз в жизни, и то в шутку. 
Душенька взглянула на меня и прочитала в моих глазах просьбу: «Кларочка! Ради 
Бога, не опозорь меня!» Она тут же улыбнулась, уверенно взяла трубку, поднялась 
и сказала:

— Я люблю Ншо-Чи, дочь апачей. Я была на ее могиле и молилась. Я поняла, что 
смерти нет, — тлеет только то, что не нужно, все остальное остается. Исчез и 
твой народ, но душа его осталась. Она войдет в новое, лучшее тело, которое ей 
уже давно предназначено. Дай мне твое сердце, Тателла-Сата, а мое уже 
принадлежит тебе!

Она мужественно сделала все шесть затяжек и отдала трубку. Глаза ее стали 
мокрыми, но трудно было понять, что причиной тому — табак или умиление.

Потом калюме оказалась в руках Молодого Орла. Он поднялся и сказал:

— Как велика Земля, так велико значение и нынешнего времени. Человечество 
поднимается к своим идеалам. Поднимемся и мы! Мы не останемся внизу, как прежде.
 Молодой Орел уже расправляет крылья. Когда он облетит вокруг горы три раза, 
красный человек пробудится и наступит его день!

Он тоже шесть раз затянулся и отдал калюме Хранителю Большого Лекарства. Тот 
медленно раскурил трубку. Наступила тишина, после чего церемония завершилась. 
Тателла-Сата отвел нас в большую комнату, где хранились трубки мира. Там он 
указал на дожидавшегося нас огромного индейца и сказал:

— Это Инчу-Инта, Добрый Глаз, ваш слуга. Он отведет вас в ваше жилище. Он 
расскажет вам обо всем, что вы захотите узнать. Он был любимцем Виннету. Пусть 
он станет вашим! Только одна просьба: ровно через час прошу вас быть моими 
гостями. После этого вы во всем свободны и приходите ко мне когда пожелаете.

Он протянул руку и удалился. Мы вышли во двор, где прежде оставили лошадей. Но 
там стоял только жеребец Молодого Орла и мул с его поклажей. Юноша поднялся в 
седло и молча поскакал наверх, к сторожевой башне, которая отныне стала его 
жилищем. Наши лошади и мулы, как мы узнали от Инчу-Инты, уже давно были под 
охраной Паппермана, там, куда сейчас направились и мы.

Инчу-Инта выглядел лет на шестьдесят, но был человек богатырского сложения. 
Хотя его представили как «слугу», весь его облик и поведение не имели ничего 
общего с раболепством. Он провел нас через ворота, затем через несколько 
внутренних дворов. Оказалось, что все эти помещения предназначались нам одним.

— Это дом Виннету, — пояснил Инчу-Инта.

— И он здесь жил? — уточнил я.

— Всегда, когда бывал, — ответил индеец. — Помещения, в которых будет жить Олд 
Шеттерхэнд, выглядят так, как они выглядели, когда Виннету их покинул в 
последний раз. Сам вождь Инчу-Чуна жил тут у своего знаменитого сына,