На краю стойбища у одного из вигвамов стояла длинная жердь. Я вскинул штуцер и 
выстрелил: пуля пробила верхнюю часть жерди, а вокруг прозвучал шепот одобрения.
 Известно, что дикие народы умеют ценить отвагу и ловкость врага. Вторая пуля 
попала на дюйм ниже первой, третья — ровно настолько же ниже предыдущей. Теперь 
шепот умолк, краснокожие забыли о мастерстве стрелка и удивлялись чудесным 
свойствам оружия. Им были знакомы лишь обычные ружья, поэтому 
двадцатипятизарядный штуцер работы мастера Генри казался им колдовством. После 
четвертого выстрела толпа замерла неподвижно, а после седьмого удивление 
перешло в смертельный испуг. Между тем я повесил штуцер на плечо и произнес:
— Кто из краснокожих мужей еще сомневается в том, что Олд Шеттерхэнд великий 
колдун? Любого, кто посмеет напасть на него, ждет смерть. Хуг!
Толпа расступилась передо мной, никто не пытался удержать меня. У входа в 
вигвам стояли женщины и девушки и пялили на меня глаза, словно я был не живым 
человеком, а сказочным существом. Честно говоря, именно такое впечатление я и 
хотел произвести.
У одного из вигвамов я заметил двух воинов с копьями. Это значило, что там 
содержали пленника. Но кого именно? Пока я раздумывал, стоит ли мне спросить об 
этом часового, изнутри донесся знакомый голос:
— Масса Чарли, выпустите Боба! А не то индеец зажарит его и съест!
Было бы бесчеловечно оставить негра в неизвестности, наедине с его страхами, 
поэтому я, продолжая играть роль великого колдуна и хозяина положения, подошел 
к вигваму, откинул полог и выпустил пленника. Стражники так оцепенели от страха,
 что даже не пытались воспротивиться. Индейцы, гурьбой шествовавшие за мной, 
тоже молчали.
— Тебя посадили сюда сразу же после того, как мы приехали? — спросил я Боба.
— Да, масса, индейцы сняли Боба с лошади и увели в дом из шкур, где Боб и сидел,
 пока масса Чарли его не выпустил.
— Ты не слышал, где они держат мистера Бернарда?
— Боб ничего не слышать и не знать о массе Бернарде.
— Иди за мной и не отставай.
Не успели мы миновать следующий вигвам, как нам навстречу вышли четверо вождей, 
сопровождаемых большим количеством воинов в полном вооружении. Видимо, они 
объезжали нас кругом, чтобы перехватить и помешать мне осмотреть все стойбище. 
Я сжал рукой приклад штуцера, но То-Кей-Хун подал успокаивающий знак.
До сих пор То-Кей-Хун называл меня «белым мужем» или «бледнолицым». Теперь же 
обратился ко мне со словами «белый брат». Уважение индейцев ко мне явно выросло.

— Мои краснокожие братья выкурят со мной трубку мира?
— Сначала они выслушают тебя, и, если твои слова будут правдивы, ты станешь 
одним из сыновей команчей.
— Я согласен. Пусть краснокожие братья проведут Олд Шеттерхэнда к месту совета.
Мы повернули назад. Проходя мимо моего вигвама, я заметил невдалеке длинноногую 
Токи Сан-Иэра, а рядом — лошадей Виннету и Бернарда, привязанных к кольям. 
Однако ни у одного из вигвамов не было часовых, значит, не было там и пленников.

Посреди стойбища была большая площадь, свободная от вигвамов. Со всех сторон ее 
заполнили индейцы.
Вожди вышли на середину и сели. Дюжина краснокожих, судя по сединам и рубцам от 
ран — старейшин, уселась полукругом напротив них. Не дожидаясь приглашения, я 
тоже опустился на траву и подал Бобу знак встать за моей спиной. По-видимому, 
приглашать меня сесть никто не собирался, так как То-Кей-Хун строго посмотрел 
на меня и спросил:
— Почему белый муж садится? Мы привели его на суд, и он должен стоять.
Я ответил ему пренебрежительным жестом и произнес:
— Тогда почему краснокожие мужи сидят перед Олд Шеттерхэндом, если он тоже. 
вправе судить их?
Их лица оставались неподвижными, как маски, но я заметил, что мои слова были 
для них полной неожиданностью.
— Язык белого мужа шутит. Мы разрешаем ему сидеть. Но почему он освободил 
человека с черной кожей и привел его сюда? Разве белый муж не знает, что негру 
не подобает присутствовать на совете краснокожих воинов?
— Чернокожий — мой слуга, он следует за мной и делает то, что я велю ему, 
нравится это хоть тысяче краснокожих вождей или нет. Однако довольно 
пререкаться, оставим это занятие скво. Пора начинать совет.
Я понимал, что, снявши голову, по волосам не плачут и, взявшись играть роль, 
следовало довести ее до конца. Бесстрашие, граничащее с наглостью, могло 
вызвать уважение индейцев, в то время как послушание вело к гибели.
То-Кей-Хун закурил трубку и вручил ее сидящему рядом вождю, тот передал дальше 
по кругу, однако меня обошли, чувствовалось, что меня действительно привели не 
на совет, а на суд.
Затем вождь встал и начал говорить. Обычно индейцы молчаливы, но иногда на 
советах, перед внимающей аудиторией, в них пробуждается красноречие, и они 
говорят не хуже, чем европейские государственные мужи на своих заседаниях. 
Среди краснокожих есть вожди, чье ораторское искусство известно и в других 
племенах, слава о них распространяется от Мексики до Великих озер.
То-Кей-Хун начал с обычного в таких случаях вступления, то есть с обвинения 
всех белых людей во всех смертных грехах.
— Пусть белый муж слушает, что ему скажет вождь команчей То-Кей-Хун. Много 
солнц минуло с тех пор, как краснокожие мужи жили одни на землях между Великими 
Солеными Водами. Они строили селения и охотились на бизонов, им принадлежал