отважный!
И он поскорее сел рядом со мной. Тем временем вожди соскочили с лошадей и 
направились к нам. Старший из них заговорил первым:
— Почему белый муж не встает, когда к нему приближаются вожди команчей?
— Я приветствую вас как гостей, — спокойно ответил я. — И приглашаю моих 
краснокожих братьев сесть рядом со мною.
— Вожди команчей садятся только рядом с вождями. Разве бледнолицый — вождь? Где 
его вигвамы и где его воины?
Я сжал томагавк в руке.
— Только сильный и отважный воин может стать вождем. Если краснокожие воины не 
верят, что я вождь, пусть выйдут на поединок со мной.
— Как зовут бледнолицего?
— Краснокожие и белые воины называют меня Олд Шеттерхэндом, Разящей Рукой.
— Похоже, белый муж сам взял себе такое имя!
— Вожди команчей могут выйти на поединок со мной с томагавками и ножами, а я 
приму их вызов без оружия. Хуг!
— Бледнолицый говорит гордые слова. Но у него еще будет время доказать свою 
отвагу. Пусть он садится на свою лошадь и едет с воинами ракурроев.
— Выкурят ли они со мной трубку мира?
— Сначала они должны посоветоваться, могут ли они сделать это.
— Уверен, что могут, потому что я прибыл к ним с миром.
Я вскочил в седло, Боб тоже вскарабкался на спину своей лошади. Вожди обступили 
меня, остальные встали вокруг негра. Диким галопом мы пронеслись между рядами 
вигвамов и остановились у самого большого из них.
Боба я уже не видел, однако это не обеспокоило меня. Пока был жив я, 
краснокожие не могли расправиться ни с кем из моих друзей. Со всех сторон меня 
окружали мускулистые бронзовые фигуры. Вождь, разговаривавший со мной, властно 
протянул руку к моему штуцеру.
— Пусть бледнолицый отдаст нам свое оружие.
— Я прибыл к вам не как пленник, а как гость, поэтому оружие останется при мне,
 — твердо отвечал я.
— И все-таки белый муж должен отдать нам свое оружие, пока мы не узнаем, зачем 
он к нам пожаловал.
— Неужели краснокожие мужи трусливы, как старые скво? Только тот, кто боится; 
может просить меня отдать оружие.
Мои слова явно задели вождя за живое, и он вопросительно обвел глазами 
соплеменников, живой стеной окруживших нас. Наверное, он прочел на их лицах 
спокойствие, так как перестал настаивать на своем и произнес:
— Воинам ракурроев неведомы тревога и страх. Белый муж может сохранить свое 
оружие.
— Как зовут моего краснокожего брата?
— Олд Шеттерхэнд говорит с То-Кей-Хуном, от чьего имени дрожат враги.
— Я прошу моего брата То-Кей-Хуна показать мне вигвам, где я смогу подождать, 
пока воины ракурроев захотят беседовать со мной.
— Бледнолицый хорошо говорит. Он будет жить в вигваме до тех пор, пока 
старейшины не решат, выкурить с ним трубку мира или нет.
Он подал знак рукой и пошел вперед. А я, взяв мустанга под уздцы, последовал за 
ним. Мы шествовали сквозь плотный строй воинов, из-за чьих спин то тут, то там 
выглядывали старые и молодые женские лица, на которых, в отличие от 
бесстрастных, словно каменных физиономий мужчин, читались любопытство и 
восхищение. Они впервые видели бледнолицего, осмелившегося войти по доброй воле 
в логово дикого зверя.
Стойбища индейцев всех племен похожи друг на друга: вигвамы стоят рядами, и 
строят их исключительно женщины, так как мужчинам не пристало унижать себя иной 
работой, помимо войны и охоты. Остальные заботы по хозяйству лежат тяжелым 
грузом на плечах слабого пола.
Женщины выделывают шкуры, предназначенные для покрытия вигвама, расстилают их 
на земле и углем рисуют на них «выкройку», по которой потом режут шкуры на 
куски и сшивают тонкими ремешками. Вырыв неглубокую канаву по размеру будущего 
жилища, они устанавливают в середине основную опору в виде высокой рогатины, к 
которой привязывают длинные боковые жерди. Это нелегкая работа. Женщины 
взбираются высоко на столб и, цепляясь за него только ногами, руками удерживают 
в нужном положении толстые, тяжелые жерди, закрепляя их гибкими или сыромятными 
ремнями. После этого им предстоит работа потруднее — покрыть остов шкурами. Ряд 
жердей покороче подпирает длинные, чтобы они не сломались под тяжестью шкур или 
под напором ветра. Если вигвам большой — то его владелец при желании может 
натянуть между опорами шкуры или холст, получив таким образом несколько 
помещений. В крыше оставляют отверстие, через которое уходит дым от костра.
Вигвам, в котором меня поселили, был маленьким и еще не обжитым. Я привязал 
мустанга у входа, откинул полог и вошел внутрь, даже не оглянувшись на вождя.
Долго побыть одному мне не удалось: минут пять спустя полог колыхнулся, и в 
вигвам проскользнула старая индеанка. Она сбросила с плеч большую вязанку 
хвороста, вышла, но тут же вернулась с горшком, полным мяса, разожгла костер и 
поставила горшок на огонь.
Я молча наблюдал за ней, так как по индейским обычаям воину не пристало первым 
заговаривать с женщиной, к тому же сквозь щели между шкурами за мной 
внимательно наблюдала не одна пара любопытных глаз.
Вода в горшке бурлила, в воздухе распространялся запах вареного мяса. Через час 
старуха поставила горшок перед мной и удалилась. Я тут же принялся за еду и 
должен признать, что с удовольствием уплел большой кусок бизоньего мяса и выпил