нами и кончая сегодняшним днем, когда мы их освободили.
— Каналья, я пристрелю тебя как собаку! Я дал тебе четырех моих лучших людей, а 
ты не смог справиться с какими-то бродягами! Недотепа! К нему приходят два 
гринхорна, какие-то Сэм и Чарли, и вяжут его как мальчишку!
— Тысяча чертей, капитан! Ты хоть знаешь, кто такие Чарли и Сэм? Да появись они 
сейчас перед нами с оружием в руках, я думаю, что немногие из нас решились бы 
защищаться. Это были Олд Шеттерхэнд и старик Сан-Иэр.
Капитан вскочил на ноги и закричал:
— Ты хочешь выкрутиться и потому лжешь. Но тебе все равно придется ответить 
перед нами.
— Ты можешь разрезать меня на куски, капитан, но я говорю правду.
— Если это действительно так, — задумчиво произнес умеривший свой пыл капитан,
 — то оба они должны исчезнуть с лица земли. Эта парочка не успокоится, пока не 
доберется до нашего горла.
— Время у нас есть, они сказали, что едут в Санта-Фе, поэтому пока нам ничего 
не грозит.
— Помолчи, Вильямс. Ты в сотню раз глупее их, и то не сказал бы им, куда едешь 
на самом деле. Я очень хорошо знаю охотников прерии и их обычаи. Если им 
понадобится найти наши следы, они найдут их, даже если мы полетим по воздуху 
Может быть, сейчас кто-нибудь из них сидит рядышком в кустах и подслушивает нас.

Справедливости ради не могу не признаться, что холодок побежал у меня по спине. 
К счастью, никто не принял слова капитана всерьез и не бросился прочесывать 
заросли. Тем временем капитан продолжал:
— Я целый год провел в обществе старика Флоримона по прозвищу Ищейка, которого 
индейцы называют Ас-Ко-Лах, то есть Медвежье Сердце, от него я узнал, к каким 
изощренным уловкам прибегают охотники. Смею вас уверить, джентльмены, они вовсе 
не собираются в Санта-Фе и уж, во всяком случае, до завтрашнего утра не покинут 
свой лагерь. Они прекрасно знают, что ваши следы будут видны и завтра, а их 
лошадям не мешает отдохнуть перед дальней дорогой. На рассвете они пойдут по 
нашему следу, и, хотя в конце концов мы их убьем, успеют укокошить человек 
десять из нас. Говорят, у Олд Шеттерхэнда есть ружье, из которого можно палить 
неделю, не заряжая его. Сам сатана смастерил это ружье и подарил ему в обмен на 
душу. Нам надо напасть на них еще сегодня вечером, как только стемнеет и они 
лягут спать. Слава Богу, их всего четверо, и больше одного часового им не 
выставить. Готовьтесь, к полуночи мы должны быть там. Добираться будем пешком.
Главарь разбойничьей шайки знал нас не так хорошо, как ему это казалось, не то 
он отдал бы совсем другой приказ. Как в прерии, так и в городах, люди склонны к 
преувеличениям и охотно верят во всякие небылицы. Стоит кому-нибудь из 
вестменов не потерять присутствия духа и храбро повести себя перед лицом врага, 
как молва о нем разносится от лагеря к лагерю, от костра к костру, его подвиги 
обрастают все новыми и новыми неправдоподобными подробностями, его уже называют 
непобедимым, заговоренным или продавшим душу дьяволу, и в конце концов одно 
лишь его имя обращает врага в бегство. Именно таким образом мне досталось от 
сатаны ружье, стреляющее целую неделю, тогда как на самом деле у меня был самый 
обычный двадцатипятизарядный штуцер работы мастера Генри…
— Где Патрик и остальные? — спросил у Вильямса капитан.
— Он поехал к Хэд-Пику. У него там назначена встреча с отцом, по-моему, он 
говорил тебе об этом. А по дороге он ощиплет тех троих торговцев — у них 
хорошее оружие и куча звонкой монеты.
— А добыча? Куда он денет добычу?
— Пришлет сюда с двоими парнями, а третий поедет с ним.
— Оружие, оружие! Плевал я на хлопушки торговцев! Добраться бы до ружья 
Сан-Иэра — слыхал, оно бьет аж на тысячу двести шагов!
Внезапно вблизи раздался лай дикой собаки, и я насторожился: несомненно, это 
был условный знак, и выбрали его люди, не знающие, что в этих местах дикие 
собаки не водятся.
— Антонио вернулся, — заметил капитан. — Притащил колья, которые мы потом 
употребим на Льяно-Эстакадо. Скажите, пусть несет их сюда, не оставляет снаружи.
 Пока Олд Шеттерхэнд и Сан-Иэр околачиваются поблизости, действовать надо как 
можно осторожнее — береженого Бог бережет.
Его слова окончательно убедили меня в том, что на нашем пути встала шайка 
стейкменов, стервятников пустыни, беспощадных и набивших руку в своем кровавом 
ремесле, а под бизоньими шкурами лежала груда добра, отнятого у жертв вместе с 
жизнью.
В то же мгновение на другом конце поляны, напротив меня, заросли раздвинулись. 
Я понял, что это были срубленные у основания и связанные веревками кусты, 
образующие как бы занавес, отделявший тропинку от поляны. В эти искусно 
сделанные, незаметные постороннему глазу ворота въехали трое всадников. За их 
лошадьми тащились по земле связки длинных кольев.
Прибывших встретили радостными возгласами, и теперь я мог спокойно удалиться, 
не привлекая к себе внимания. Однако меня одолевало мальчишеское желание сбить 
стейкменов с толку и еще раз доказать им, что на всякого мудреца довольно 
простоты. Еще раньше, во время разговора, сидящий на земле капитан расстегнул 
пояс, на котором висели нож и две кобуры с украшенными серебром пистолетами. 
Просунув руку в проделанную мной узкую щель, я потихоньку вытащил один из них, 
сунул его в карман и, уничтожая следы моего пребывания, пополз назад, унося с 
собой срезанные ветки. Я передвигался индейским способом — опираясь на пальцы 
рук и ног, — что требует большой силы и частых упражнений, но зато позволяет не 
приминать траву. Только удалившись от поляны на двести шагов, я выпрямился и