или сразу двинемся дальше?
— Я бы подождал здесь. Мы не можем пойти по их следу, так как именно этого они 
ждут и будут смотреть в оба. Дорога у нас дальняя, а наши лошади устали и 
отощали. Пусть вволю попасутся и отдохнут до завтра.
— А если они вернутся ночью и нападут на нас? — спросил Бернард Маршалл.
— Ну что же, тогда мы поговорим с ними на их же языке, как они того и 
заслуживают. Врасплох нас застать им не удастся: мой мустанг выносливее других 
лошадей, поэтому я сейчас поеду в разведку.
Следы разбойников вели на юго-запад, в глубь прерии, тогда как торговцы 
повернули южнее. Мой мустанг шел быстрой рысью, и через полчаса я уже различил 
впереди темную точку. Я знал, что у мнимых скупщиков мехов нет подзорной трубы, 
поэтому не опасался, что они заметят меня, и продолжал следовать за ними.
К моему удивлению, один из всадников внезапно покинул отряд и поскакал прямо на 
запад, где виднелись обширные пространства, поросшие густым кустарником. Что 
делать? По чьему следу идти? Чутье подсказывало мне, что одинокий всадник 
опаснее: те четверо удалялись от нас, в то время как этот явно что-то задумал. 
И я поехал за ним.
Не прошло и трех четвертей часа, как одинокий всадник скрылся в густом 
кустарнике. Я пришпорил мустанга и поскакал туда же, огибая заросли с таким 
расчетом, чтобы не попасться бандиту на глаза, если ему вдруг вздумается 
повернуть назад и проверить, не идет ли кто по его следу.
Углубившись в кустарник, я какое-то время ехал верхом, но в конце концов мне 
пришлось спешиться и буквально продираться сквозь сплетение веток. Вскоре я 
выбрался на небольшую поляну с прохладным чистым родником. Привязав мустанга 
так, чтобы он мог пастись и пить воду, утолил жажду и сам.
Продолжив поиски, я вскоре наткнулся на следы, а вернее, на множество следов. 
Между колючих кустов вилась наезженная тропинка, по которой совсем недавно 
проскакали несколько всадников. Выходить на тропу было опасно: где-нибудь рядом 
мог сидеть часовой, поэтому, чтобы не подставляться под пулю, я медленно, от 
куста к кусту, пополз дальше.
Пробираясь вдоль тропинки, я вдруг услышал громкое фырканье, но не обеспокоился,
 а даже обрадовался. Индейские лошади, обученные предупреждать хозяина о 
приближении чужака, фыркают тихо, значит, рядом были белые. Я пополз было на 
звук, но сразу же застыл, словно окаменев: прямо передо мной из куста торчали 
две ноги в высоких кавалерийских сапогах. Это был часовой, наблюдавший за 
тропинкой.
Подкрадываться ползком — дело нелегкое, но ползти назад, не спуская при этом 
глаз с насторожившегося часового, да так, чтобы не хрустнула ни одна ветка, 
трудно вдвойне. Я пятился целых пять минут, пока не скрылся за ближайшим кустом.

Обойдя часового стороной, я снова направился вдоль тропинки, уверенный, что она 
выведет меня к лагерю. Так оно и случилось. Передо мной поднималась сплошная 
стена густого кустарника, увитого хмелем, из-за которого до меня доносились 
голоса и лошадиное фырканье. По-видимому, там была большая поляна, где 
разбойники чувствовали себя в безопасности. Однако сколько я ни ползал вокруг, 
так и не сумел найти даже узкой щели, чтобы хоть одним глазом посмотреть, что 
там делается.
Продираться напролом больше было нельзя, и я вспомнил старый способ, которому 
учил меня Сэм Хокенс: вытащив острый, как бритва, нож, я аккуратно срезал ветку 
и медленно, очень медленно, убрал ее; точно так же я срезал вторую, третью, 
четвертую, и теперь внизу, у самой земли, образовалась щель, сквозь которую я 
мог не только видеть происходящее, но и просунуть в случае необходимости руку.
На поляне шириной футов в шестьдесят стояло два десятка лошадей, чуть поодаль 
высилась груда каких-то вещей, укрытая бизоньими шкурами; на расстоянии 
вытянутой руки от меня сидел на земле мужчина — его могучую мускулистую спину 
обтягивала шитая золотом мексиканская куртка. Перед ним в окружении бородатых 
мрачных мужчин стоял Вильямс.
Я оказался прав, поехав за одиноким всадником!
— Наверное, один из них, — объяснял Вильямс тоном мальчишки, оправдывающегося 
перед учителем, — подслушал нас. Он так ударил меня по голове, что я потерял 
сознание. До сих пор не прошло.
— Вас подслушали? — грозно переспросил человек в мексиканском костюме. — Ты 
осел, Вильямс. Только последний идиот позволит подслушать себя посреди 
Льяно-Эстакадо, где и укрыться-то негде.
— Не спеши браниться, капитан, — защищался Вильямс. — Когда ты узнаешь, кто нас 
подслушал, заговоришь по-другому
— С тобой по-другому? Да я готов разорвать тебя на части. Мало того, что ты 
позволил себя подслушать, ты еще и подставил голову под кулак. Видели вы 
когда-нибудь, чтобы такого верзилу уложили одним ударом? Что-то ты не то поешь, 
Вильямс. Небось струсил, а теперь плетешь небылицы, чтобы оправдаться.
Лицо Вильямса налилось кровью, на лбу надулись вены.
— Ты знаешь, капитан, что я не трус. Тот, кто уложил меня, справился бы и с 
тобой.
Капитан громко рассмеялся в ответ.
— Рассказывай дальше!
— Даже Патрик свалился и не пискнул!
Значит, молодой негодяй, назвавшийся Меркрофтом, был на самом деле Патриком. 
Вот теперь я знал, кто он такой!
— Патрик? Да у него бизоний череп, у Патрика! Как же это случилось?
Вильямс подробно рассказал все, что с ним приключилось, начиная от встречи с