|
Ульмана об опасности.
В палатке, без сомнения, слышали топот копыт лошадей и наши голоса, но никто не
вышел нам навстречу и даже не откинул полог.
— Пойдемте со мной, сэр, — позвал меня старик. — Нас встретят с радостью, а я,
грешный, люблю, когда меня принимают, как желанного гостя.
Олд Дэт без колебаний и опасений распахнул полог палатки и вошел первым.
— Это они! — раздался вдруг чей-то голос. — Смерть им!
Прогремел выстрел. Старый вестмен ухватился обеими руками за грудь и медленно
сполз на землю.
— Мои предчувствия… Брат, прости… Олд Шеттерхэнд, помни — седло… — простонал он.
— Ради Бога, сеньор Ульман, не стреляйте! — воскликнул я, бросаясь к вестмену.
Но было уже поздно: пуля пронзила его сердце. — Да остановитесь же! Мы ваши
друзья, с нами ваш тесть и шурин! Мы только хотели предупредить вас о нападении.
Нацеленные на меня ружья дрогнули, но не опустились. В свете трех ламп,
свисающих с потолка, я увидел десятка полтора решительного вида мужчин, во
главе которых стоял молодой человек с открытым лицом.
— Хартон, он из их шайки? — спросил он исхудалого оборванного гамбусино.
— Он не из разбойников, мистер Ульман.
— Да прекратите же! — воскликнул я, возмущенный недоверием. — Оставьте
расспросы на потом. Мы друзья, но вот-вот сюда нагрянут враги. Вы Фред Хартон?
Это вас захватила шайка белых разбойников и индейцев чимарра?
— Да, но ему удалось бежать, — ответил за него мистер Ульман. — Он вошел сюда
две минуты назад.
— Значит, это вы проскользнули в проход перед нами? Я заметил вашу тень, но мои
товарищи не поверили мне. Кто из вас стрелял? — спросил я, содрогаясь от мысли,
что брат мог убить брата.
— Я, — вызывающе ответил один из рабочих. — И пока не вижу, почему я должен
сожалеть об этом.
— Вы убили человека, спешившего спасти ваши жизни.
Воцарилось молчание. Олд Дэт, мой товарищ, которого я успел полюбить,
опытнейший вестмен, выбиравшийся из любых передряг, лежал пораженный в сердце
совершенно нелепым выстрелом. Негр Сэм взял его на руки и, громко причитая,
внес в палатку. За ним вошли отец и сын Ланге и сгорающий от нетерпения
гамбусино. Зазвучали радостные окрики, в палатку заглянула молодая женщина с
ребенком на руках и бросилась обнимать кузнецов из Ла-Гранхи.
Как легкомысленно относимся мы к смерти ближнего! Пока все присутствующие
радостно переговаривались, я успел спросить Хартона, каким образом ему удалось
уйти от разбойников.
— Я провел их к ступеням, вырубленным в скале, где они разбили лагерь.
Разбойники связали меня и пошли на разведку, но, когда стемнело, мне удалось
освободиться и бежать. Я видел вас, но принял за врагов и поспешил предупредить
всех о нападении. Именно поэтому ваш товарищ, вошедший в палатку первым, и
получил пулю.
— Лучше бы чимарра покрепче затянули узлы. Останься вы в плену, страшное
несчастье не произошло бы. Но, судя по вашим словам, негодяи могут появиться
здесь с минуты на минуту. Неужели вы предполагаете отсидеться в палатке?
Мистер Ульман мгновенно понял, что ему грозит, и охотно передал мне бразды
правления. Я распорядился отвести наших лошадей в глубь долины, апачи заняли
места за палаткой, рядом с ними залегли старатели, люди тертые и не робкого
десятка. К ручью подкатили бочку керосина и вышибли дно, чтобы в любой момент
можно было зажечь горючее и осветить всю округу.
Пятьдесят честных людей готовились встретить полсотни разбойников. Силы были
равны, мы были лишь несколько лучше вооружены. Несколько старателей направились
в сторону прохода, чтобы заранее уведомить нас о приближении неприятеля. Женщин
отвели в безопасное место, и в палатке остались только я, Виннету, оба Ланге и
Ульман. Прошло полчаса напряженного ожидания, и вот один из старателей,
посланных в разведку, вернулся и сообщил, что к нам идут двое белых, желающих
говорить с мистером Ульманом. Я и Виннету немедленно спрятались за пологом.
Каково же было мое изумление, когда в палатку вошли Гибсон и Олерт. Гибсон
представился географом по имени Гавилан. Он якобы исследовал с товарищем
местность, надеясь в будущем составить карту, но товарищ заболел, и им
потребовалась помощь. К счастью, они встретили гамбусино, некоего Хартона, и
узнали, что в ущелье есть люди. Поэтому они просят мистера Ульмана позаботиться
о больном.
Не задумываясь, насколько правдоподобно лжет Гибсон, я вышел из-за полога.
— А чем больны индейцы, с которыми вы сговорились напасть на лагерь? — спросил
я.
В первое мгновение Гибсон оцепенел от неожиданности, но быстро пришел в себя.
— Негодяй! — воскликнул он. — Я отучу тебя охотиться на честных людей!
Он схватил ружье и хотел было ударить меня прикладом, но я толкнул его, и
потерявший равновесие Гибсон промахнулся. Удар пришелся по голове Олерта, и тот
замертво рухнул на землю. На шум прибежали вооруженные старатели.
— Не стреляйте! — крикнул я, желая взять Гибсона живым. Но было поздно: грянул
выстрел, и Гибсон с пулей в голове упал к моим ногам.
По-видимому, выстрел был условным знаком, так как вдруг раздался вой индейцев,
атакующих лагерь. Ульман и старатели бросились наружу, а я наклонился к Олерту,
без движения распростертому на земле. Прижав ухо к его груди, я услышал, что
сердце поэта бьется.
|
|