— Ну что же, я уважаю ваши чувства и не хочу надоедать вам. Я слышал ваши 
вздохи и подумал, что смогу чем-то облегчить ваши страдания, сэр. Простите меня,
 ради Бога. Спокойной ночи.
И я повернулся, чтобы уйти. Но не успел я сделать и трех шагов, как услышал 
голос Олд Дэта:
— Не уходите! Вы правы, я страдаю, глубоко и искренне. Я знаю, вы умеете 
молчать и не станете судить меня слишком строго, поэтому я расскажу вам, что 
меня гнетет.
Он взял меня под руку и медленно повел вдоль ручья.
— Что вы вообще думаете обо мне? — неожиданно спросил он. — Что вы думаете о 
человеке, которого зовут Олд Дэт?
— Вы человек чести, за что я вас люблю и глубоко уважаю.
— А случалось ли вам когда-нибудь совершить преступление? Я говорю не о 
непослушании или яблоках, украденных в чужом саду, а о настоящем преступлении, 
за которое надо отвечать перед судом?
— Слава Богу, пока нет, и надеюсь, что и в будущем совесть моя будет чиста 
перед людьми.
— Я вам завидую, сэр, вы счастливый человек. Совесть, ежедневно грызущая душу,
 — вот самое страшное и суровое наказание.
Его слова и тон, которым он их произнес, тронули меня до глубины души. 
Безусловно, этот человек страдал, неизвестное мне преступление тяжелым камнем 
лежало на его сердце, иначе он не стал бы говорить с такой скорбью. Я молчал, 
зная, что никакие мои утешения не смягчат его боль. Прошло несколько долгих 
минут, пока он не заговорил опять:
— Я доподлинно убедился, что высшая справедливость существует и что страшнее 
суда присяжных — суд, творящийся в душе человека и напоминающий днем и ночью о 
содеянном. Может быть, если я расскажу вам все, мне станет легче. Но почему 
именно вам? Несмотря на вашу молодость, вы снискали мое доверие и уважение, 
кроме того, я предчувствую, что завтра случится что-то, что помешает мне 
покаяться.
— Что с вами, сэр? Неужели вы думаете о смерти?
— Мне в самом деле кажется, что скоро я умру. Но меня пугает не это. Я должен 
успеть вернуть долги… Вы слышали, что гамбусино рассказал о некоем Фреде 
Хартоне? Что вы скажете о его брате?
— Ветреный и беспечный молодой человек.
— И только-то? Вы слишком снисходительны. Уверяю вас, беспечность хуже любого 
порока, так как злодея видно издалека, и все его избегают, а беспечные люди, 
как правило, приятны и благовоспитанны, и никто их, на свою беду, не сторонится.
 Поэтому беспечные люди опаснее. Вот и я никогда не был отъявленным злодеем, 
нет, я был лишь беспечным молодым человеком. Генри Хартон, разоривший своего 
брата, это… я!
— Но ведь вы носите другое имя!
— Конечно! Я опозорил свое имя, и мне пришлось взять другое. Еще при первой 
нашей с вами встрече я сказал, что матушка моя указала мне путь к счастью. Увы 
я поддался легкомыслию. Мне хотелось быстро и без трудов заработать миллионы, и 
я пустился в авантюры и вскоре потерял и наследство, и доверие компаньонов. 
Тогда я стал золотоискателем. В Калифорнии вспыхнула золотая лихорадка, я 
помчался туда, полгода рыскал по всем расщелинам, и удача улыбнулась мне. Но я 
уже стал страстным игроком и в считанные дни спустил в карты все: я поставил 
сто тысяч в надежде сорвать банк и удвоить состояние, и проиграл. Тогда я уехал 
в Мексику, где стал гамбусино. Мне снова повезло, и снова я все потерял за 
карточным столом. Я стал курить опий и превратился в живой скелет, хотя до 
этого у меня было телосложение не хуже вашего. Дальше так продолжаться не могло,
 люди сторонились меня, а собаки лаяли, стоило мне выйти на улицу. И тогда я 
случайно встретился с братом. Он узнал меня и взял к себе в дом. Лучше бы он 
отвернулся от меня и оставил подыхать в опиумном чаду! Он уберег бы себя от 
несчастья, а меня — от угрызений совести!
Олд Дэт умолк. Мне стало жаль его.
— Первое время я вел себя как подобает, — с горечью продолжил старик. — Брат 
поверил в мое исправление и предложил место в своем магазине. Но страсть к игре 
лишь притаилась во мне, чтобы в один несчастный день вспыхнуть с новой силой. Я 
взял деньги из кассы, хотел заставить удачу послужить мне! Я подделывал векселя,
 а деньги проигрывал в карты, и когда я понял, что мне никогда не отыграться и 
не вернуть брату деньги, трусливо сбежал. Фред оплатил поддельные векселя и 
стал нищим. Его жена не вынесла позора и умерла, а сам он забрал маленького 
сынишку и покинул Сан-Франциско. А я снова подался на поиски золота, напал на 
жилу, разбогател и вернулся, чтобы отблагодарить брата и помочь ему в беде, в 
которую сам же его и вверг. Но брата в городе уже не было. Страшное известие и 
запоздалое раскаяние заставили меня начать новую жизнь. Я забросил игру в карты,
 опий больше не курю, разве что изредка позволяю себе пожевать его с табаком. С 
тех пор я ищу брата по всем Соединенным Штатам, но безрезультатно, и только 
сегодня для меня блеснул луч надежды… Вот и все, что я хотел вам рассказать. 
Можете отвернуться от меня, я заслуживаю самого строгого осуждения.
Он отпустил мою руку, сел в траву и закрыл ладонями лицо. Я стоял рядом, 
терзаемый самыми противоречивыми чувствами. В конце концов он вскочил на ноги, 
пристально посмотрел на меня и спросил:
— Вы все еще здесь? Разве я вам не омерзителен?
— Омерзителен? Нет, мне искренне вас жаль. Вы много грешили, но и наказаны были 
по заслугам и в полной мере. Я не вправе осуждать вас, тем более, что вы 
чистосердечно раскаялись, а я и сам грешен, как все смертные, и не знаю, какие