дневным зноем, но ночью подул ветер, похолодало, и нам пришлось кутаться в 
одеяла.
Ранним утром, все еще дрожа от холода, мы пустились в дальнейший путь. 
Достигнув края плоскогорья, мы снова долго петляли по ущельям, спускаясь все 
ниже и ниже по головокружительным уступам, похожим на гигантские ступени.
Опасность подстерегала нас на каждом шагу. Часто дорога превращалась в тропу, 
над которой видна была лишь узкая полоска раскаленного неба, а внизу зияла 
бездна с обломками скал, словно нагроможденными руками исполина. В небе кружили 
грифы, не оставлявшие нас ни днем, ни ночью. Если мы останавливались на ночлег, 
зловещие птицы садились рядом, чтобы утром взмыть в небо и сопровождать нас 
дальше, пронзительными криками напоминая о своем присутствии. Иногда в скальной 
расщелине мелькал силуэт шакала, ожидавшего, как и грифы, когда путешественник 
упадет без сил от истощения или свалится в пропасть.
К полудню мы миновали опасный каменный лабиринт, выехали на травянистую равнину 
и вскоре обнаружили нужные нам следы: там проскакали десять подкованных и две 
неподкованные лошади. Однако, судя по отпечаткам копыт, этот отряд, чувствуя 
погоню, мчался без отдыха всю ночь и опережал нас на шесть часов.
Солнце уже начинало скатываться с небосклона к горизонту, когда скакавший 
впереди Олд Дэт остановил коня и показал нам новые следы: отряд неизвестных нам 
индейцев на неподкованных лошадях двигался вслед за беглецами. Определить число 
краснокожих, преследующих солдат Хуареса, было невозможно, так как ехали они 
гуськом, один за другим.
— Не нравится мне этот след, — проворчал Олд Дэт. — Встреча с краснокожими в 
Мапими не сулит нам ничего хорошего.
— Мой белый брат прав, — подтвердил Виннету. — Все апачи ушли из Мапими, чтобы 
принять участие в сражении, и сейчас здесь могут бродить шайки враждебных нам 
племен.
Поехав дальше, мы вскоре обнаружили место, где индейцы догнали белых. Судя по 
следам, оба отряда какое-то время вели переговоры, а затем, найдя общий язык, 
отпустили проводников-апачей и продолжили путь вместе.
К вечеру равнина сменилась холмами, поросшими низким кустарником, среди которых 
вился небольшой ручей. Мы остановились на его берегу и напоили лошадей, а Олд 
Дэт, прикрыв ладонью глаза от солнца, долго осматривался.
— Там, ниже по течению, я вижу две темные точки. Похоже, это койоты. Но почему 
эти бестии спокойно сидят и не убегают? Койоты — трусливые животные и при 
появлении человека спешат пуститься наутек.
— Пусть мои братья помолчат, — перебил нас Виннету. — Я слышу чей-то голос.
В тишине со стороны койотов до нас долетели слабые крики.
— Человек! — воскликнул Олд Дэт, вскочил в седло и помчался на зов.
Койоты при нашем приближении поджали хвосты и затрусили прочь. Посередине ручья 
из воды торчала человеческая голова, над которой висела туча комаров.
— Ради всего святого, сеньоры, помогите! — раздался полустон-полумольба. — Я 
больше не вынесу этой пытки…
— Что с вами? — спросил Олд Дэт по-испански, спрыгивая с коня. — Как вы 
оказались в воде? Что вы там делаете?
— Меня закопали.
— Тысяча чертей! Кто посмел закопать живого человека?
— Индейцы и белые.
Мы осмотрелись и действительно заметили следы тех, за кем гнались.
— Джентльмены, за дело, — приказал нам вестмен. — Лопаты у нас нет, поэтому 
придется лезть в воду и откапывать беднягу руками.
— Вы найдете лопату в ручье у меня за спиной. Негодяи бросили ее в воду и 
присыпали песком.
— У вас есть лопата? — несказанно удивился Олд Дэт. — Впервые вижу, чтобы 
человек отправлялся в прерию и брал с собой лопату!
— Я гамбусино, старатель. У золотоискателей всегда при себе лопата и кирка.
Мы нашли его лопату и принялись за работу. Дно ручья было песчаное, мягкое, и 
копать его было нетрудно. Негодяи вбили за спиной незнакомца кол и привязали к 
нему его голову так, что бедняга не мог наклониться. Солнце пекло немилосердно, 
жажда мучила его, но напиться он не мог. Связанный по рукам и ногам, 
освободиться он тоже был не в состоянии. Как только мы откопали гамбусино и 
сняли с него ремни, он потерял сознание.
Когда золотоискатель пришел в себя, мы отнесли его в наш лагерь на берегу ручья.
 Переодевшись в сухую одежду и подкрепив свои силы куском жареного мяса, 
незнакомец рассказал нам о своих злоключениях:
— Последнее время я работал старателем на приисках в горах, примерно в дне 
пусти отсюда. Бонанса (Так горняки называют богатый рудный карман. В США это 
слово (американское произношение «бонанзе») приобрело специфическое значение: 
«выгодное предложение», «золотое дно».) там богатая, народу работает на ней 
много, и я подружился с одним человеком по имени Хартон…
— Хартон? — неожиданно перебил Олд Дэт. — А как его полное имя?
— Фред Хартон, он из Нью-Йорка, и ему уже под шестьдесят.
— Он что-нибудь рассказывал вам о себе?
— Он вдовец, жена давно умерла, а сын работает в Фриско. Вы знакомы с Фредом?
Непонятное волнение охватило старика, глаза сверкали, на впалых щеках проступил 
багровый румянец. Усилием воли он взял себя в руки и продолжил расспросы, но 
уже обыденным, ровным тоном.
— Я встречался с ним, но это было очень давно. Тогда фортуна улыбалась ему, он 
пустился в торговлю и разбогател. Вы что-нибудь слышали об этом?
— Кое-что он мне рассказывал. Он выходец из порядочной и обеспеченной семьи,