|
— Я полагаю, он джентльмен?
— Сэр, сегодня каждый корчит из себя джентльмена. даже если таскает седло на
собственной спине.
Эта колкость, хоть и не особенно язвительная, была камешком в наш огород. Олд
Дэт пропустил ее мимо ушей и с неизменной вежливостью задал следующий вопрос:
— А в ваших палестинах, где, как мне показалось, кроме вашего фонаря, нет
другого света, существует какой-нибудь трактир или иное помещение, где
путешественник мог бы заночевать, не опасаясь нападения людей или насекомых?
— Существует, но только один, а так как вы потеряли уйму времени на разговоры
со мной, боюсь, что вас опередили другие пассажиры и заняли те несколько комнат,
что трактирщик держит для приезжих.
— Мда., не слишком приятная новость, — посокрушался Олд Дэт, не принимая близко
к сердцу очередную колкость. — А нельзя ли рассчитывать на гостеприимство в
частном доме?
— Я не знаю вас, сэр, и не могу пригласить к себе — мой дом слишком тесен. Но я
могу порекомендовать вам одного человека, который вас не прогонит на улицу,
если вы, конечно, люди порядочные. Это кузнец, он переехал сюда с Миссури.
— Ну что ж, — ответил старик, — мы с приятелем не разбойники с большой дороги.
Деньги у нас есть, и мы охотно заплатим, поэтому мне думается, что ваш знакомый
рискнет приютить нас. Не скажете ли, как пройти к его дому?
— Денег он с вас не возьмет. Я бы сам вас провел, но у меня в порту еще
кое-какие дела. А мистер Ланге — так зовут кузнеца — в это время еще сидит в
трактире. Спросите о нем у трактирщика и скажите, что вас послал комиссионер.
Идите прямо, а потом налево. В трактире еще горит свет, так что вы без труда
его найдете.
Мы поблагодарили комиссионера за любезность, дав на чай, и пошли дальше с
седлами за спиной. Свет в распахнутых окнах и шум, долетающий изнутри,
безошибочно подсказывали нам, что мы приближаемся к трактиру. Над входом висело
изображение диковинного зверя, напоминающего двуногую черепаху с крыльями, что,
судя по надписи «У сокола», должно было представлять известную хищную птицу.
Переступив порог, мы оказались в прокуренной, хоть топор вешай, комнате. Видно,
у посетителей были очень здоровые легкие, раз они не задыхались в густом и
вонючем табачном дыму. Впрочем, о превосходном состоянии их легких можно было
судить еще по тому, как громко они беседовали: каждый из них даже не
разговаривал, а орал, не оставляя другим ни тени надежды на то, что
утихомирится хотя бы на секунду и выслушает собеседника. Мы на несколько
мгновений остановились у входа, ожидая, пока глаза привыкнут к дыму, и пытаясь
различить людей и предметы в зале. Трактир состоял из двух помещений: большого
— для завсегдатаев и меньшего — для заезжих и местных знаменитостей, что в
Северной Америке было редкостью, ибо граждане свободной страны не признавали
сословных и общественных различий.
В первом помещении свободных мест не было, и мы прошествовали во второе. Там
нашлась пара стульев, которые мы немедленно а заняли, устроив в углу нашу
поклажу. За тем же столом несколько мужчин потягивали пиво. Они окинули нас
быстрыми изучающими взглядами, и нам показалось, что при нашем появлении
мужчины перевели разговоры на другую тему. Двое из них были так похожи друг на
друга, что всякому становилось ясно, что это отец и сын. Крупные, сильные, с
выразительными чертами и огромными кулаками, эти люди всем своим видом сразу
наводили на мысль, что занимаются они тяжелым физическим трудом. Их лица,
излучавшие доброжелательность, разгорячились от напитков, а еще больше от
возбуждения, словно они обсуждают нечто в высшей степени неприятное.
Когда мы уселись за стол, они подвинулись ближе к своему краю, давая понять,
что не хотят иметь с нами ничего общего.
— Оставайтесь на своих местах, джентльмены, — сказал Олд Дэт, — мы не помешаем
вам, тем более не проглотим, хотя с утра у нас крошки во рту не было. Не
подскажете ли нам, чем здесь можно подкрепиться, не опасаясь за желудок?
Тот, кого я принял за отца, прищурил правый глаз и с улыбкой ответил:
— Ну, проглотить нас без борьбы будет не так-то просто, мы еще посмотрим, кто
кого. Впрочем, вы выглядите как второй Олд Дэт. Не думаю, чтобы вам было
неприятно это сравнение.
— Олд Дэт? А кто это такой? — спросил мой друг, изображая на лице полнейшее
недоумение.
— В любом случае это вестмен поизвестнее вас. За один месяц он сделал больше,
чем кто-либо за всю жизнь. Мой мальчик, Билли, видел его.
«Мальчик» выглядел лет на двадцать шесть, у него было решительное загорелое
лицо, и, судя по увесистым кулакам, он без труда справился бы с полдюжиной
противников. Олд Дэт покосился на «мальчика» и спросил:
— Он видел его? А где, если не секрет?
— В шестьдесят втором году в Арканзасе, за несколько часов до того, как
началась битва при Пи-Ридж . Но об этих событиях вам вряд ли что известно, а
если известно, то понаслышке.
— Почему же? Я много путешествовал по Арканзасу и, кажется мне, именно в то
время был где-то поблизости от Пи-Ридж.
— Да? А кого вы поддержали? Сейчас такие времена, что, прежде чем сядешь с
кем-то за один стол, надо выяснить, за кого он и чем дышит.
— Успокойтесь, сэр. Думаю, вы, как и я, не оплакиваете судьбу битых
рабовладельцев.
— В таком случае я вас сердечно приветствую в Ла-Гранхе, сэр. Но мы говорили об
Арканзасе и об Олд Дэте. Вы знаете, что в начале войны Арканзас поддержал
конфедератов-южан, только потом все круто изменилось. Все порядочные люди,
|
|