|
брата!
— Отправляйся в ад, собака пимо!
Я больше ничего не видел и не слышал. Забыв о собственной безопасности, я
рвался к Параноху, когда вдруг вокруг моей шеи обвилась петля, на мою голову
обрушился страшный удар, и я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, вокруг было темно и тихо. Жгучая боль в голове
напоминала об ударе, перед глазами плыли черные круги, перемежавшиеся ужасающе
ясными подробностями сражения. Ременные путы впились в тело. Индейцы связали
меня с изощренной дикарской жестокостью, так что я не мог шевельнуть и пальцем.
Внезапно рядом послышалось тяжелое сопение.
— Есть тут кто-нибудь? — спросил я, с трудом шевеля языком.
— Не кто-нибудь, а я собственной персоной, чтоб мне лопнуть! Я всегда считал,
что я лучше, чем кто-нибудь.
— Это вы, Сэм? Скажите, ради Бога, где мы?
— В сравнительно безопасном месте, сэр. Они бросили нас в пещеру, где мы
хранили шкуры. Что меня утешает, так это то, что мы успели спрятать все наши
меха и краснокожим не удастся поживиться.
— Что с остальными, Сэм?
— Ничего особенного, сэр. Их просто укокошили. Дика Стоуна, Билла Паркера, но
ведь он был гринхорн, хотя и не хотел верить мне. Гарри Корнера и Билла Балчера
тоже укокошили, всех укокошили. Только вы еще живы. Апач и маленький сэр тоже
еще живы, хотя и не очень… Про себя я уже не говорю, хи-хи-хи-хи.
— Вы уверены, что Гарри жив? — обрадовался я.
— Неужели вы думаете, что старый охотник за скальпами не помнит того, что видел
собственными глазами? Он с апачем со всеми удобствами устроился в соседнем
каменном мешке. Я хотел тоже попасть в их компанию, но нынешние хозяева не
пожелали меня выслушать.
— А что с Виннету?
— Тоже ничего особенного. Ему продырявили шкуру. Если он выберется отсюда,
будет выглядеть как старая куртка Сэма Хокенса — заплата на заплате.
— Легко сказать — выбраться отсюда… Но как случилось, что его взяли живым?
— Точно так же, как нас с вами. Он защищался как черт, чтоб мне лопнуть. По
всему было видно, что он предпочитает умереть в бою, а не жариться на медленном
огне у столба пыток. Да только ничего у него не вышло: заарканили, сбили с ног,
едва не разорвали на клочки. Насколько я понял, вы не собираетесь уходить
отсюда? А старый енот Сэм Хокенс только об этом и мечтает.
— Что пользы мечтать? Боюсь, что выбраться отсюда невозможно.
— Невозможно? Я словно снова слышу голос Билла Паркера! Краснокожие —
исключительно честные люди. Они отняли у старого Сэма все: пистолет, трубку,
хи-хи-хи! То-то они обрадуются, когда понюхают ее, — благоухает она не хуже
скунса. Лидди тоже пропала, и шляпа, и парик. Как бы они не передрались из-за
моего скальпа, а он, как вы знаете, обошелся мне в три больших связки бобровых
шкурок. Но вот нож они Сэму Хокенсу оставили. Он у меня в рукаве. Как только
старый енот понял, что отдых в расщелине кончается и что охотники вот-вот
доберутся до него, он припрятал ножик.
— У вас есть нож? Но вы не сможете его достать.
— И я так думаю. Вам придется изловчиться и помочь единственному сыну моей
матери.
— Одну минуточку, посмотрим, что тут можно сделать.
Я хотел было подкатиться к нему, но полог, заменявший дверь, распахнулся, и в
пещеру вошел Паранох в сопровождении нескольких свирепого вида индейцев. В руке
он держал горящий факел. Я не стал притворяться, изображая человека, лежащего
без чувств, но и не посмотрел на Параноха.
— Наконец-то и ты попался! — голосом, не предвещающим ничего хорошего, произнес
он. — Никаких платежей в рассрочку, сполна и собственной шкурой. Ты узнаешь
это? — И он поднес к моему лицу скальп, до сих пор висевший у пояса Виннету.
Итак, Тим Финетти знал, что именно я нанес ему роковой удар ножом, из-за
которого ему пришлось расстаться со скальпом. Я не сомневался, что Виннету не
мог ему сообщить об этом, и на все вопросы отвечал гордым молчанием. Значит, он
запомнил меня еще во время той схватки при луне вблизи железной дороги.
— Вы все узнаете, что чувствует человек, когда у него с головы снимают кожу,
придется только подождать до рассвета.
— Ну уж от меня особенного удовольствия вам нс видать, — не удержался Сэм
Хокенс. — Хотелось бы только узнать, что вы сделаете с моей головой? Снять с
нее скальп вам уже не удастся, он и так в ваших руках. Как вам понравилась
работа великого мастера? Я выложил за нее три связки бобровых шкур!
— Можешь смеяться, но только до рассвета. Мы найдем, откуда спустить тебе кожу,
— ответил Паранох, проверяя ремни у нас на ногах и руках. — Вам небось и в
голову не пришло, что Тиму Финетти известно про вашу «крепость»? Но я бывал в
этих краях еще до того, как Олд Файерхэнд — чтоб он вечно горел в аду! —
поселился здесь. Кроме того, у меня был проводник, знающий все тропинки.
Он вытащил из-за пояса нож и поднес костяную рукоятку к глазам Сэма, который,
увидев вырезанные там буквы, воскликнул:
— Фред Овинс? Он всегда был негодяем, и я от души желаю ему испробовать на себе
лезвие этого ножа.
— Поздно ругаться и поздно желать! Он наивно думал, что, если выдаст нам тайну,
мы оставим ему жизнь, ха-ха-ха! Как он ошибался! Мы отняли у него и жизнь и
скальп, но с вами поступим иначе: сначала скальп, потом жизнь.
— Воля ваша, завещание Сэма Хокенса давно готово. Лично вам я оставляю в
наследство парик, может быть, он вам пригодится, хи-хи-хи!
|
|