— В чем дело? — крикнул мне Олд Файерхэнд. — Где вас черти носят? Индейцы 
атакуют вход!
— Они уже в долине! — ответил я. — Скорее в пещеры!
Индейцев было намного больше нас, и единственной возможностью спастись от 
неминуемой гибели был отход к пещерам, где, скрываясь за камнями, можно было 
отстреливаться от наседавших воинов. Но, к сожалению, было уже поздно,
Вопреки своим обычаям краснокожие не стали дожидаться, пока соберутся все, а 
бросились на охотников, настолько ошеломленных неожиданным появлением врага, 
что, только увидев занесенные над головами томагавки, они очнулись и стали 
отбиваться.
Может быть, я и успел бы добраться до моей кельи, но Гарри, Олд Файерхэнд и 
Виннету нуждались в моей помощи.
— Уходите под скалу! — кричал я, нанося удары озверевшим краснокожим.
На мгновение враги потеряли уверенность, отступили перед моей яростью и открыли 
нам путь к отвесной скале, где мы, по крайней мере, могли не опасаться удара в 
спину.
— Почему такое должно было случиться именно со мной, чтоб мне лопнуть! — 
донесся из скалы знакомый голос. Из узкой расщелины, куда с трудом мог 
протиснуться человек, высовывалась голова Сэма Хокенса. — Какого черта вам 
понадобилось показывать краснокожим, где скрывается старый енот Сэм Хокенс?!
Маленький хитрый человечек был единственным, кто не потерял самообладания и 
мгновенно сообразил, где искать спасения. Несмотря на то, что мы привели к нему 
беснующихся от ярости краснокожих, он без колебаний ухватил Гарри за руку и 
потащил к себе в расщелину.
— Полезайте сюда, мой маленький сэр, для вас места хватит.
В рукопашном бою, когда вокруг мелькают тени, когда невозможно прицелиться и 
часто даже не успеваешь нажать на курок, карабины, ружья и штуцеры бесполезны. 
К счастью, трапперы готовились встретить индейцев у входа в долину, и ножей, и 
топоров у них хватало. Только Хокенс и Гарри, укрытые в скале, могли 
воспользоваться огнестрельным оружием. Хокенс заряжал, а мальчишка стрелял. 
Пороховое пламя вырывалось из расщелины, с одной стороны которой стоял я, а с 
другой — Олд Файерхэнд.
Костер отбрасывал мерцающие кровавые блики на мечущиеся темные фигуры индейцев 
и трапперов, звенела сталь, слышались короткие вскрики белых и истошный вой 
краснокожих.
У нас не оставалось сомнений, что участь наша предрешена — нас было слишком 
мало, чтобы выстоять, а помощи ждать было неоткуда. Но никому не хотелось 
покорно принимать смерть, каждый стремился продать свою жизнь подороже. В такие 
минуты к белому человеку приходят спокойствие и хладнокровие, что удваивает его 
силы и дает преимущество над краснокожими жителями американской прерии.
Туманным, смутным видением в моем мозгу пронеслись образы родителей, оставшихся 
за океаном, которые больше никогда не получат весточки от сына… Видение исчезло,
 и пришла холодная ясность ума.
Я не мог простить себе, что оставил штуцер в келье, куда сейчас никоим образом 
нельзя было добраться. Два дня я только и делал, что предвидел, предостерегал, 
советовал, но в конце концов вынужден был собственной кровью расплачиваться за 
чужие ошибки. От злости и горечи я с такой яростью стал размахивать томагавком, 
что Сэм Хокенс подал голос из своего укрытия.
— Славно, сэр! Вот это работа, любо-дорого посмотреть! — нахваливал он меня. — 
Я видел такое лишь однажды в жизни — когда мне пришлось пожить среди канадских 
дровосеков. Мы с вами прекрасная пара. Как жаль, что нас укокошат, а то бы мы с 
вами отняли еще не одну шкурку и у бобров, и у краснокожих.
Голос маленького вестмена прозвучал неожиданно громко, и его слова услышал даже 
Билл Паркер, несмотря на вчерашнее ранение разивший индейцев прикладом.
— Сэм Хокенс, — отозвался он. — Если уж тебе так приспичило поглазеть на 
что-нибудь забавное, то вылезай из своей норы и смотри сюда! Старый енот, ты 
назвал меня гринхорном! Ха-ха-ха! Скажи, разве гринхорн ничему не научился?
В двух шагах от меня, упираясь спиной в скалу, стоял Олд Файерхэнд. В одной 
руке он сжимал нож, в другой — томагавк, но казалось, что у него не две руки, а 
четыре — так ловко он расправлялся с бросавшимися на него противниками. 
Забрызганный с ног до головы своей и чужой кровью, он твердо стоял на широко 
расставленных, словно вросших в землю ногах, седые волосы длинными прядями 
свисали с его головы, богатырская фигура привлекала индейцев, как пламя свечи 
манит ночных мотыльков. Он получил больше ран, чем я, но ни одна из них не 
свалила его с ног.
Неожиданно из гущи схватки вынырнул Паранох и с криком бросился к Олд 
Файерхэнду:
— Наконец-то я добрался до тебя! Вспомни Рибанну и погибай!
Когда он пробегал мимо меня, я ухватил его за плечо и замахнулся томагавком. Он 
узнал меня, чудом успел уклониться от удара, и мое оружие со свистом разрезало 
воздух возле его уха.
— Ты тоже здесь? — взвыл он. — Тебя я возьму живым!
Он промчался мимо меня и выстрелил прежде, чем я успел занести руку для 
следующего удара. Олд Файерхэнд покачнулся и рухнул в толпу врагов, подминая их 
своей тяжестью под себя.
Мне показалось, что пуля попала в мою собственную грудь. Отшвырнув индейца, 
выросшего передо мной, я оторвался от спасительной скалы, ринулся за Паранохом 
и вдруг увидел, как темная гибкая фигура ловко проскользнула между сражающимися,
 чтобы внезапно предстать перед убийцей.
— Стой! Перед тобой вождь апачей Виннету. Он отомстит за смерть своего белого