|
его в наш лагерь, — объяснил апач. — Его воины скоро будут здесь, поэтому нам
следует немедленно вернуться в свои вигвамы.
— Виннету прав, — поддержал его Дик Стоун. — Надо возвращаться.
— Согласен, — отозвался Олд Файерхэнд. — Но сначала надо замести следы и
перевязать раны. Сэр, вы, кажется, один не пострадали, — обратился он ко мне,
зажимая рану на руке, из которой хлестала кровь. — Пройдите вперед и встаньте
на часах, чтобы индейцы не застали нас врасплох.
Он оторвал подол рубахи и наложил повязку на руку, и затем занялся ранами Дика
Стоуна, у которого был вспорот бок. К счастью, раны обоих были неглубоки и
неопасны для могучих тел бывалых вестменов.
В несколько минут Виннету умело уничтожил следы сражения. Оставалось решить,
что делать с Паранохом, лежащим на земле без сознания.
— Придется его нести на себе, — предложил я.
— Я с удовольствием помогу вам донести его, чтобы потом судить негодяя и
вздернуть. Я сам выберу для него самый удобный в окрестностях сук. А пока
потрудимся на его благо, — произнес Дик Стоун и принялся срезать толстые ветки
и распускать на полосы одеяло Параноха, чтобы соорудить из них носилки…
Когда я проснулся и вышел из моей кельи следующим утром, солнечные лучи еще не
прикоснулись к вершинам скал. Внизу, в долине, клубился туман, а на каменном
уступе, где размещалась моя пещера, воздух был чист и прозрачен. Снизу
доносились бравурные арии неизвестных мне птиц. Однако этот дивный утренний
концерт не мог отвлечь меня от вчерашних событий.
Один из наших охотников, бродивший накануне по лесам в поисках дичи, сообщил,
что видел еще один отряд индейцев понка, а значит, краснокожих, объявивших нам
войну, было больше, чем мы предполагали, и наше положение становилось еще более
затруднительным. Все говорило о том, что понка вторглись в чужие владения с
единственной целью — уничтожить колонию трапперов.
Остаток вчерашнего дня и весь вечер мы провели в тревоге и в приготовлениях к
возможной атаке неприятеля. Пленник, пришедший в себя уже в «крепости», лежал в
одной из пещер, надежно связанный кожаными ремнями по рукам и ногам и тщательно
оберегаемый стражей от любых случайностей.
И все же, ломая голову над тем, как избежать печальной судьбы, уготованной нам
индейцами, я пошел проверить, не случилось ли чего с пленником. Неожиданно звук
шагов отвлек меня от раздумий. Передо мной стоял Гарри.
— Доброе утро, сэр. Я вижу, вам, как и мне, не спится этой ночью.
— Доброе утро, Гарри, — ответил я на его приветствие. — Просто я решил
проверить, как охраняют Параноха. Положение у нас незавидное, поэтому
бдительность нам не помешает.
— Вы испугались краснокожих? — улыбнулся Гарри.
— Надеюсь, вы уже убедились, что я человек не робкого десятка. Однако нас всего
тринадцать человек, а против выступит больше сотни, поэтому в открытом бою
никак не выстоять. В «крепости» нам тоже не отсидеться.
— Не так страшен краснокожий, как его малюют, сэр! Нас тринадцать человек, но
мы чего-нибудь да стоим. А наша крепость не по зубам даже тысяче дикарей.
— Я не столь самонадеян, Гарри, как вы. За один день индейцы потеряли десять
воинов, да еще и вождя в придачу. Среди убитых Параноха нет, понка уже
догадались, что он в наших руках. Теперь они горят жаждой мщения, а такая
большая шайка сумеет добиться своего.
— Я знаю этих людей и считаю, что у нас нет оснований для опасений, — продолжал
самоуверенный мальчик, не желавший видеть собравшихся над ним туч. —
Краснокожие — трусы, они нападают только исподтишка и на тех, кто не может дать
им отпор. Мы с отцом пересекли их владения от Миссисипи до Тихого океана и от
Мексики до Великих озер, и всегда они бежали от нас. Иногда, правда, и нам
приходилось уносить ноги, но только в том случае, если их было слишком много,
но, в конце концов, победа всегда оставалась за нами.
Я глядел на разгоряченное лицо мальчика. Не знаю, что он прочел в моем взгляде,
но после короткой паузы Гарри продолжил:
— Я знаю, что вы придерживаетесь несколько иных взглядов, однако иногда в
человеческом сердце поселяются чувства, не повиноваться которым не может ни
один мужчина. Если бы нам вчера удалось добраться до устья реки, я показал бы
вам могилу, в которой покоятся два существа, самых дорогих моему сердцу. Их
убили краснокожие, и с тех пор моя рука сама тянется к оружию, как только я
вижу развевающуюся на ветру скальповую прядь. Не один индеец упал с коня,
сраженный пулей из этого пистолета.
Он достал пистолет из-за пояса и протянул его мне, продолжая:
— Из этого ствола вылетела пуля, пронзившая сердце моей матери. — Он на
мгновение умолк. По его лицу пробежала тень печали, а голос зазвучал глухо. —
Вы хороший стрелок, сэр, и мало кто может сравниться с вами в этом искусстве,
но, уверяю вас, из этой старой пушки вам не попасть с пятнадцати шагов даже в
слона. Можете себе представить, сколько мне пришлось упражняться, чтобы
стрелять так, как я вам показал в Нью-Венанго. Я умею обращаться с любым
оружием, но, если мне надо прикончить индейца, я всегда беру в руки только этот
пистолет, потому что я поклялся: за каждое зернышко пороха, вытолкнувшего
смертоносную пулю, взять жизнь одного краснокожего. Мне кажется, я уже близок к
выполнению клятвы, и оружие, убившее мою мать, сегодня отомстит за нее.
— Вы получили пистолет от Виннету?
— Да. Что он вам рассказывал об этом?
— Ничего.
— Тогда присядьте, сэр. Эта история стоит того, чтобы ее выслушать.
Мы присели на камни, мальчик окинул изучающим взглядом долину и начал рассказ:
|
|