остановились.



Глава VI. В «КРЕПОСТИ»

Прошли долгие две недели, пока мы смогли пуститься в путь. Раны Олд Файерхэнда 
заживали медленно, и все это время мы жили в напряжении и в постоянном ожидании 
нападения индейцев сиу, на чьей территории мы находились. Наши ружья молчали, 
чтобы не привлекать внимания краснокожих, но мы не голодали, ставили силки, и 
добыча была обильной.
Когда наконец Олд Файерхэнд окреп и смог сесть на коня, мы решили отправиться в 
ущелье, мне до тех пор не знакомое и служившее убежищем для белых вестменов. По 
дороге в одну из ночей я сидел с Олд Файерхэндом у костра, а Виннету ходил 
вокруг дозором.
— Может, мой брат присядет с нами, — обратился к нему Олд Файерхэнд, когда тот 
молчаливой тенью проходил мимо нас. — Мы достаточно удалились от тропы индейцев 
сиу, и здесь нам, пожалуй, опасность не грозит.
— Глаза апача всегда открыты. Он не доверяет ночи, ибо она изменчива, как 
женщина, — ответил Виннету, растворяясь в темноте.
— Он ненавидит женщин, — заметил я, полагая, что начинаю одну из тех легких 
бесед, что ведутся в спокойствии и тишине под мерцающими звездами и потом 
вспоминаются много лет. Однако разговор принял неожиданное направление.
Олд Файерхэнд открыл футляр, висевший у него на шее, вынул бережно хранимую 
трубку, медленно, словно священнодействуя, набил ее табаком и закурил.
— Вы так думаете? По-моему, вы ошибаетесь.
— Но я почувствовал это по его словам, — заупрямился я.
— Я, однако, думаю, что это не так, — проворчал в ответ Олд Файерхэнд. — Была 
одна женщина, за которую он готов был сражаться и с человеком, и с сатаной, и 
со всем светом. Правда, похоже, что с тех пор он забыл слово «скво».
— Почему же он не привел ее в свой вигвам?
— Потому что она любила другого.
— Разве краснокожие спрашивают об этом женщину?
— Это был особый случай, она любила его друга.
— И как же звали его друга?
— Сегодня он носит имя Олд Файерхэнд.
Я поднял глаза, удивленный тем, что услышал; вновь я невольно прикоснулся к 
какой-то полной трагизма истории, какие на каждом шагу случаются на Западе. 
Только непосвященный может думать, что здесь люди счастливо пребывают в 
романтических обстоятельствах и все их начинания кончаются удачно. Наоборот, 
здесь жизнь ломает и калечит судьбы, я уж не говорю о выбеленных солнцем и 
ветром костях, разбросанных по прерии.
Я не собирался да и не имел права расспрашивать вестмена о подробностях этой 
истории, но, как видно, любопытство проступило у меня на лице, потому что Олд 
Файерхэнд произнес:
— Давайте не будем ворошить прошлое, сэр. Поверьте мне, я просто не могу об 
этом говорить. Если бы мне захотелось кому-то рассказать об этом, излить душу, 
вы, несмотря на вашу молодость, были бы единственным человеком, которому я бы 
доверился. Я по-настоящему расположился к вам за то время, что мы провели 
вместе.
— Спасибо на добром слове, сэр. Не скрою, я тоже к вам привязался: вы мне по 
душе.
— Догадываюсь хотя бы потому, что в ту ночь вы пришли мне на помощь. Тогда я 
попал в чертовски сложный переплет и истекал кровью, как утыканный стрелами 
бизон. Жаль только, что не я сам разделался с Тимом Финетти. Право, я дал бы 
себе отрубить руку, лишь бы насладиться местью.
Обычно спокойное и открытое лицо вестмена исказилось гримасой ненависти. Он 
лежал рядом со мной с горящими глазами и сжатыми кулаками. Какой же сильной 
должна была быть вражда между ними, если даже после смерти Параноха Олд 
Файерхэнд пылал жаждой мести!
Признаюсь, что мое любопытство росло с каждой минутой, думаю, каждый человек на 
моем месте испытывал бы то же самое. Я снова столкнулся с загадочной историей 
любви, которую Виннету скрывал даже от меня, своего лучшего друга и брата…
Раны Олд Файерхэнда все еще давали о себе знать, поэтому мы продвигались не так 
быстро, как хотелось бы; но уже несколько дней спустя мы ехали по землям 
индейцев пауни, и до реки Манкисити, на которой находилась «крепость» вестменов,
 было рукой подать. Оттуда трапперы во главе с Олд Файерхэндом собирались 
двинуться через Дакоту к озерам. Как-то вечером на привале мы молча сидели у 
костра, приподнимаясь только для того, чтобы подбросить хворост в огонь. Вдруг 
на моем пальце блеснул перстень. Олд Файерхэнд опытным глазом заметил его и 
неожиданно вскочил на ноги.
— Что это за кольцо у вас на пальце, сэр? — спросил он, не скрывая волнения.
— Оно мне досталось на память о самом страшном дне моей жизни.
— Вы мне позволите посмотреть на него?
Я подал ему перстень, он долго рассматривал его со всех сторон и наконец 
спросил, почему-то глядя в сторону:
— Как он к вам попал?
— Оно досталось мне от одного мальчика из Нью-Венанго.
— Из Нью-Венанго? — вскричал Олд Файерхэнд. — Вы были у Форстера? Видели Гарри? 
Что это вы там говорили о самом страшном дне вашей жизни?