Его, потому что белые люди обижают и убивают нас. Не так ли:
— Хуг!
— Так учил Клеки-Петра. А теперь я поведаю о его смерти. Она настигла его, как 
хищник настигает свою добычу. Наш друг отправился вместе с нами; когда мы 
тронулись в обратный путь и уже садились на коней, пуля убийцы прервала его 
жизнь. Братья мои и сестры! Нам остается горестно оплакивать его!
Долгий и печальный стон прокатился по поляне. Вождь продолжал:
— Мы отомстили за его смерть, но душа убийцы улетела. Она не будет служить 
убийце по ту сторону могилы, она испугалась и не пошла за ним. Мы убили 
паршивого пса, которому она принадлежала, и труп его плывет по реке. Не так ли?
— Хуг!
— Нет теперь с нами Клеки-Петры, но осталось его тело, которому мы воздвигли 
памятник, чтобы всегда помнить о нашем добром отце и любимом учителе. Не наша 
земля породила его, он прибыл сюда из далекой страны, с другого берега Большой 
Воды, где растут высокие дубы. В знак любви и уважения мы собрали желуди и 
посадили их вокруг могилы. Они прорастут, и поднимутся дубы. Точно так же слова 
его прорастут в наших сердцах. А под деревьями мы найдем тень. Клеки-Петра 
неустанно думал и заботился о нас, и даже в свой смертный час, навеки покидая 
этот мир, он завещал свое дело бледнолицему, чтобы тот стал нашим учителем и 
братом. Перед вами Сэки-Лата, белый человек, пришедший из той же страны, что и 
Клеки-Петра. Он знает и умеет все, что знал и умел Клеки-Петра, и даже больше: 
заколол ножом большого серого медведя, ударом кулака сбивает с ног любого врага,
 в плавании нет ему равных, Инчу-Чуна и Виннету испытали на себе его силу; но 
он не убил нас, а даровал жизнь, потому что он друг краснокожих воинов. Не так 
ли?
— Хуг!
— Последним желанием Клеки-Петры было, чтобы Сэки-Лата остался у апачей и 
продолжил начатое им дело, и Сэки-Лата поклялся исполнить волю умирающего. Мы 
принимаем его в наше племя, и пусть он станет нашим вождем, словно эта земля 
родила его краснокожим. По нашим обычаям он должен выкурить трубку мира с 
каждым воином апачей, но вместо этого пусть выпьет крови Виннету, а Виннету — 
его крови. Так в нем потечет наша кровь, и тело его станет телом апача. Воины 
апачей, согласны ли вы?
— Хуг! Хуг! Хуг! — трижды провозгласили собравшиеся.
— А теперь, Сэки-Лата и Виннету, подойдите к гробу, и пусть капли вашей крови 
окрасят воду в чашах братания.
Вот оно, настоящее братство, братство по крови, о котором я столько читал! Оно 
существует у многих диких и полудиких народов, и суть его в том, что будущие 
братья смешивают и выпивают крови друг друга или каждый из них выпивает крови 
другого. Тем самым они связывают себя гораздо более крепкими и бескорыстными 
узами, чем родные братья.
По обычаю апачей я должен был выпить крови Виннету, а он — моей. Мы встали 
около гроба друг против друга. Инчу-Чуна обнажил руку Виннету и слегка надрезал 
ее. Из маленькой ранки в чашу, которую держал вождь, упало несколько капель 
крови. Затем он проделал то же самое со мной, и капли моей крови окрасили воду 
другой чаши. Мы обменялись чашами. Инчу-Чуна провозгласил:
— Душа обитает в крови. Души двух молодых воинов сольются в одну. Что задумает 
Сэки-Лата, станет мыслью Виннету, а что захочет Виннету, станет желанием 
Сэки-Латы! Пейте!
Я выпил чашу Виннету, он — мою. Вождь пожал мне руку:
— Отныне ты, так же как Виннету, плоть от моей плоти и сын нашего племени. 
Быстро разнесется слава о твоих подвигах, и не будет тебе равных. Апачи 
принимают тебя в свой род как вождя, и все племена будут называть тебя вождем!
Как круто изменилась моя судьба! Еще совсем недавно домашний учитель в 
Сент-Луисе, потом геодезист, а теперь вождь «дикарей». Однако должен признаться,
 эти «дикари» были намного симпатичнее, чем белые, с которыми мне довелось 
встречаться.
Позже слова Инчу-Чуны о том, что теперь у нас с Виннету одна душа, обитающая в 
двух телах, неоднократно сбывались. Мы понимали друг друга с полуслова. Стоило 
нам лишь взглянуть друг на друга, как мы уже прекрасно знали, что делать. Но 
самое удивительное: даже находясь далеко друг от друга, мы поступали одинаково. 
И дело было, разумеется, не в выпитой нами крови, главное — мы с полным 
доверием, искренне любили и понимали друг друга.
С последними словами Инчу-Чуны апачи, включая детей, встали и издали победный 
клич. Вождь добавил:
— Отныне мы приняли в нашу семью нового живого Клеки-Петру, а того, который 
умер, мы положили в склеп. Пусть мои братья сделают это!
Снова полились скорбные песнопения, затихшие лишь тогда, когда был уложен 
последний камень. Церемония окончилась. Все отправились готовиться к трапезе. 
Меня пригласил к себе Инчу-Чуна.
Его жилище поражало не только размерами, но и скромным убранством. Мое внимание 
привлекла висевшая на стене богатая коллекция оружия индейцев. Прислуживала нам 
Ншо-Чи — Ясный День. Девушка оказалась непревзойденной мастерицей в 
приготовлении индейских кушаний. Мы говорили очень мало. Краснокожие вообще 
молчаливы, к тому же сегодня уже столько было сказано. Стемнело. Виннету 
обратился ко мне:
— Мой белый брат хочет отдохнуть или пойдет со мной?
— Пойду с тобой, — ответил я без лишних расспросов.
Как я и ожидал, мы спустились к реке. Виннету тянуло к могиле учителя. Мы сели 
около склепа, Виннету взял меня за руку и долго сидел в полном молчании.