|
мое благородство.
Вождь все плавал туда и сюда, ему даже не приходило в голову взглянуть на
другой берег. Я опять погрузился в воду, лег на спину, высунув только нос и рот,
медленно плыл по течению. Никто меня не заметил. Таким образом я доплыл до
песчаной отмели, нырнул, проплыл немножко еще, вынырнул и, выпрямившись в воде,
громко крикнул:
— Сэм, вы выиграли, выиграли!
Что тут началось! Услышав мой крик, все повернулись ко мне. Такого воя мне еще
не приходилось слышать! Казалось, воют и улюлюкают тысячи чертей, разом
выпущенных из ада. Тот, кто хоть раз в жизни слышал нечто подобное, никогда
этого не забудет. Инчу-Чуна, увидев меня, бросился вперед, рассекая воду
длинными, сильными взмахами рук. Он словно летел ко мне. Нельзя было подпускать
его слишком близко. Я тоже поспешил на берег, вышел из воды и встал.
— Бегите, бегите, сэр! — орал Сэм Хокенс. — Бегите к кедру!
Никто не мешал мне так и поступить, но я решил проучить Инчу-Чуну и не двинулся
с места, пока вождь не приблизился на сорок шагов. Только тогда я повернулся и
побежал к дереву. Томагавка я не боялся: чтоб метко бросить его, Инчу-Чуна
должен был выйти из воды.
Дерево росло шагах в трехстах от берега. Я пробежал половину пути, остановился,
обернулся. Вождь выбирался на берег и шел в подготовленную западню.
Он выхватил томагавк из-за пояса и бегом бросился ко мне. Я выждал и, только
когда он приблизился на опасное расстояние, сделал вид, что убегаю. Инчу-Чуна,
думал я, не решится бросить томагавк, пока я стою, так как я легко уклонюсь от
удара, отпрыгнув в сторону. Значит, он пустит в ход свое оружие, когда я
повернусь к нему спиной и побегу к кедру. И я сделал вид, что убегаю, но
внезапно остановился и повернулся лицом к вождю.
Я рассчитал верно. Именно в этот момент Инчу-Чуна замахнулся томагавком и
метнул его, не сомневаясь в точности своего броска. Я отскочил в сторону, топор
пролетел мимо и, упав на землю, зарылся глубоко в песок. Именно этого я и ждал:
подбежав и подняв томагавк, я медленно пошел навстречу вождю. С яростным криком
тот бросился ко мне.
Я замахнулся томагавком и грозно прикрикнул:
— Остановись, Инчу-Чуна! Хочешь получить по голове собственным топором?
Вождь остановился и крикнул:
— Собака, как ты ушел от меня в воде? Злой Дух опять помог тебе!
— Если и помогал какой-то дух, так только добрый Маниту!
Глаза Инчу-Чуны хищно сузились, в них блеснула злоба. Я предостерегающе сказал:
— Стой! По твоим глазам вижу, что ты сейчас бросишься на меня! Я буду
защищаться и убью тебя. Ты знаешь, я и без оружия могу убить человека, а сейчас
у меня в руках томагавк. Я не собираюсь нападать на тебя, я и в самом деле
люблю тебя и Виннету. Будь благоразумен и…
Инчу-Чуна не дал мне договорить. То, что я провел его, как мальчишку, лишило
вождя обычного хладнокровия. Не помня себя от бешенства, он кинулся на меня,
пытаясь схватить, но я быстро уклонился, и Инчу-Чуна, потеряв равновесие, упал.
Одним прыжком я оказался рядом с ним и придавил его коленями, левой рукой
сдавил шею, а правой занес томагавк:
— Инчу-Чуна просит пощады?
— Нет.
— Я размозжу тебе голову!
— Убей меня, белый пес! — простонал вождь, тщетно пытаясь освободиться.
— Нет, ты отец Виннету и будешь жить, а сейчас — извини.
И я ударил его по голове плашмя томагавком. Инчу-Чуна захрипел, вздрогнул и
замер. Издали могло показаться, что я его убил. До моих ушей донесся вой
страшнее предыдущего. Связав Инчу-Чуне руки, я отнес его под кедр и там уложил
на землю — надо было выполнить условие договора, хотя мне это и казалось
ненужной тратой времени.
Оставив потерявшего сознание Инчу-Чуну лежать под кедром, я бегом направился к
реке. Толпа индейцев во главе с Виннету бросились в воду, чтобы переплыть на
мой берег. Боясь, что краснокожие расправятся с моими друзьями, я громко
крикнул:
— Остановитесь! Вождь жив, я не причинил ему зла, но убью его, если вы
приплывете сюда. Я хочу говорить только с Виннету!
Никто не обращал внимания на мои предостережения, но Виннету подал знак и
выкрикнул несколько слов, которых я не понял. Апачи выполнили его приказ — все
повернули назад. Виннету один плыл ко мне. Я ожидал его на берегу и сразу же
сказал:
— Я благодарен тебе, что ты отослал воинов назад и предотвратил несчастье.
— Ты убил моего отца?
— Нет. Я был вынужден оглушить его, он не хотел сдаваться.
— Ты мог его убить!
— Мог, но я всегда стараюсь щадить врага, а тут был отец моего брата Виннету.
Возьми его оружие! Ты решишь, победил я или нет, от тебя зависит, будут ли
выполнены условия нашего договора.
Виннету взял томагавк и долго, долго смотрел мне в глаза. Его лицо смягчилось,
тревога и жестокость в его глазах сменились радостью.
— Сэки-Лата странный человек! — наконец сказал он. — Кто сможет его понять?
— Ты научишься понимать меня.
— Ты вернул мне томагавк, хотя еще не знал, выполним ли мы уговор! Ты мог бы им
защищаться. Сейчас твоя жизнь в моих руках!
— Я не боюсь! У меня есть руки и кулаки, а Виннету не лжец, он благородный воин,
|
|