делал его похожим на быка, готового броситься на противника.
Вождь и Виннету спешились и подошли к нам.
Что решили мои белые братья: они останутся или уйдут? — спросил Инчу-Чуна.
Старший инженер попытался покончить дело миром.
— Даже захоти мы уйти, — сказал он, — мы не сможем этого сделать, ведь надо 
вести порученное дело до конца. Сегодня я вышлю посыльного за распоряжениями и 
после его возвращения смогу дать ответ.
Это было неплохо задумано, ведь, пока посыльный будет ездить туда и обратно, мы 
успеем закончить работу.
Но вождь решительно отказался:
— Я не намерен ждать так долго. Белые братья должны дать ответ немедленно.
В это время Рэттлер, наполнив стакан бренди, двинулся к нам нетвердыми шагами. 
Я подумал, что он замышляет что-то против меня, но он приблизился к индейцу и 
невнятно пробормотал:
— Если индейцы выпьют со мной, мы исполним их волю и уйдем, а иначе нет. Пусть 
начинает молодой, вот тебе огненная вода, Виннету!
И он протянул стакан, но Виннету жестом отказался.
— Как, не хочешь выпить со мной? Да ведь это оскорбление! Тогда я выплесну все 
это в твою поганую физиономию, краснокожий! Умойся бренди, если выпить не 
хочешь!
И прежде чем мы опомнились, он выплеснул стакан в лицо молодому апачу. По 
индейским обычаям подобное оскорбление карается смертью. И Рэттлер тут же, 
правда не столь сурово, был наказан. Виннету нанес ему кулаком в зубы такой 
удар, что тот распластался на земле и с трудом поднялся на ноги.
Я готов был уже встать между ними на случай, если начнется драка, но Рэттлер 
лишь бросил грозный взгляд на молодого апача и с проклятиями отошел к фургону.
Виннету отер лицо ладонью с невозмутимым видом.
— Я вновь спрашиваю вас, — спросил вождь, — но уже в последний раз. Уйдут ли 
белые братья сегодня же из долины?
— Нам нельзя этого сделать, — прозвучал ответ.
— Тогда уйдем мы! Но отныне между нами война.
Я попытался было их остановить, но тщетно. Все трое вернулись к лошадям. И тут 
раздался голос Рэттлера:
— Прочь отсюда, краснокожие собаки! А за оплеуху заплатите мне сейчас же!
С неожиданной для его состояния прытью Рэттлер схватил ружье и прицелился в 
Виннету. Индеец стоял прямо под пулей. Все произошло слишком быстро, спасения 
не было.
В ужасе вскричав: «Уходи, Виннету, быстро уходи!» — Клеки-Петра рванулся и 
прикрыл собой молодого индейца.
Раздался выстрел. Клеки-Петра схватился рукой за сердце, покачнулся и упал, как 
подкошенный. В ту же секунду упал и Рэттлер, сбитый моим ударом. Желая 
предотвратить выстрел, я бросился к нему, но опоздал. Поднялся шум, и только 
оба апача не проронили ни звука. Они опустились на колени рядом с Клеки-Петрой, 
отдавшим жизнь за своего воспитанника, и в молчании осматривали рану. Пуля 
прошла через сердце, кровь текла ручьем. Я поспешил к ним. Глаза Клеки-Петры 
были закрыты, лицо бледнело с каждой минутой.
— Положи его голову себе на колени, — попросил я Виннету, — если он откроет 
глаза и увидит тебя, ему легче будет умирать.
Юный индеец молча повиновался. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он 
неотрывно смотрел на умирающего друга. Клеки-Петра медленно открыл глаза, и 
счастливая улыбка озарила его лицо при виде склонившегося Виннету.
— Виннету, о мой сын Виннету, — прошептал он, слабея.
Его угасающий взгляд принялся кого-то искать и остановился на мне.
— Останься с ним… — сказал Клеки-Петра. — Будь ему верен… продолжи… мое дело.
— Я сделаю так. Клянусь!
Клеки-Петра сложил руки в молитве. Судорога прошла по всему телу, кровь в 
последний раз с силой брызнула из раны, голова откинулась. Он скончался.
Виннету бережно опустил на траву голову умершего и медленно встал. Он 
вопросительно взглянул на отца.
— Там лежит убийца, я сбил его с ног, — сказал я. — Он ваш.
— Огненная вода! — Только эти слова произнес вождь, но сколько же презрения в 
них заключалось!
— Я хочу быть вашим другом и братом. Я иду с вами! — вырвалось у меня невольно, 
но вождь плюнул мне в лицо:
— Паршивый пес! Вор, укравший нашу землю! Вонючий койот! Только осмелься пойти 
с нами, я убью тебя!
Будь на его месте кто-нибудь другой, он получил бы достойный ответ кулаком, я 
же оставил оскорбление безнаказанным. Он вправе считать меня врагом, пришедшим 
на чужую землю, я заслужил это обвинение. А как быть с клятвой, данной 
умирающему? Но и навязываться индейцам я больше не мог.
Белые стояли в молчании, ожидая, что предпримут апачи. Те, ни разу на нас не 
взглянув, усадили труп Клеки-Петры на коня, привязали, потом вскочили на своих 
коней и, поддерживая мертвое тело, удалились. Ни слова угрозы, ни слова о мести,
 они даже не взглянули на нас. И это было невыносимо. Уж лучше бы они 
пригрозили нам самой лютой смертью!
— То, что произошло, — ужасно, но это лишь начало. Конец может быть страшнее, — 
отозвался наконец Сэм Хокенс. — Пьяный негодяй все еще без сознания после 
вашего удара. Что с ним делать?
Не ответив, я вскочил на коня и ускакал. Мне хотелось остаться одному, хоть 
немного успокоиться и осмыслить происшедшие в последние полчаса события. Только