Старая кляча, которую я прихватил в спешке, двигалась очень медленно, и только 
удары плеткой немного приободрили ее. Вскоре я достиг подножия холмов. Следы 
привели меня в каньон, где и потерялись на каменистой тропе. Где искать 
Сантэра? Вправо ответвлялся другой каньон. Спешившись, я внимательно осмотрел 
землю, пытаясь обнаружить следы. И мне это удалось следы вели направо. Вскочив 
на лошадь, я поспешил туда, но дорога опять раздваивалась, а здесь, в горах, 
она все время петляет, поэтому больше не было смысла продвигаться верхом.
Привязав лошадь к дереву, подгоняемый тревогой, я побежал по узкому каменистому 
дну некогда бурного потока. Поднявшись на крутой перевал и переведя дух, я во 
весь опор помчался вниз. Следы сворачивали в лес. Я продрался сквозь чащу, 
неожиданно деревья стали реже, посветлело, и я оказался на опушке. Вдруг грянул 
выстрел, и сразу раздался страшный крик это был предсмертный крик апачей.
Я уже не просто бежал, а несся огромными прыжками, как хищник, преследующий 
добычу. Раздался еще один выстрел, потом другой — из двустволки Виннету. Слава 
Богу! Он жив! Сломя голову я метнулся к поляне и замер как вкопанный!
На середине поляны лежали Инчу-Чуна и его дочь, раненые или мертвые — 
неизвестно. Неподалеку, за небольшой скалой, притаился Виннету, который 
перезаряжал винтовку, а слева от меня, укрывшись за деревьями, стояли двое 
негодяев, с ружьями наизготовку.
Справа, между деревьями, осторожно полз третий, собираясь зайти молодому вождю 
в тыл. Четвертый лежал передо мной с простреленной головой.
Самую большую опасность для Виннету представляли эти двое. Быстро вскинув 
карабин, я разрядил в них сразу оба ствола и, не перезаряжая оружия, бросился 
за третьим негодяем. Тот моментально обернулся и выстрелил в меня, но не попал 
— пуля просвистела мимо. Он бросился наутек. Я помчался за ним — это оказался 
сам Сантэр. Расстояние между нами увеличивалось. На поляне я еще видел его, но 
потерял из виду, когда он скрылся в лесу. Замешкавшись в поисках следов, я 
решил вернуться, тем более что Виннету могла понадобиться моя помощь.
Виннету стоял на коленях возле отца и сестры, тревожно вглядываясь в их лица. 
Заметив меня, он поднялся. Никогда не забуду его взгляд — такое безмерное 
отчаяние и холодная ярость отражались в нем.
— Мой брат Сэки-Лата видит, что произошло. Прекраснейшая и достойнейшая дочь 
племени апачей, Ншо-Чи, никогда не пойдет в город белых людей. Жизнь пока еще 
теплится в ней, но глаз она не откроет никогда.
Я окаменел от горя. Отец и дочь лежали в луже крови — Инчу-Чуна с простреленной 
головой и Ясный День, смертельно раненная в грудь. Он умер сразу, она еще 
дышала. Ее загорелое лицо все больше бледнело, тень смерти легла на дорогие мне 
черты.
Девушка слегка пошевелилась, повернула голову к лежащему рядом отцу и медленно 
открыла глаза. Увидев Инчу-Чуну в крови, она вздрогнула и потеряла сознание. 
Очнувшись, дотронулась до груди и, почувствовав под рукой струйку крови, 
глубоко вздохнула.
— Моя дорогая, единственная сестра Ншо-Чи! — произнес Виннету с непередаваемой 
скорбью в голосе.
Она подняла глаза:
— Виннету… брат… мой… Отомсти… отомсти… за… меня… прошептала она.
Затем перевела взгляд на меня, и слабая улыбка расцвела на ее побелевших губах:
— Сэки-Лата… Ты… здесь… умираю… все… — выдохнула она.
Смерть помешала ей договорить, навсегда закрывая ее уста. Невыносимая боль 
наполнила мое сердце, и я, вскочив на ноги, закричал так громко, что эхо 
прокатилось по горам.
Виннету медленно, словно под тяжестью огромного груза, поднялся, обнял меня и 
произнес:
— Они оба мертвы! Самый благородный и великий из вождей и сестра моя Ншо-Чи, 
которая отдала тебе свое сердце. Она умерла с твоим именем на устах, помни об 
этом, прошу тебя, помни, брат мой!
— Никогда, никогда не забуду! — поклялся я.
Но вот лицо Виннету стало суровым, голос зазвучал, как далекие раскаты грома:
— Ты слышал ее последнюю просьбу? Месть! Я должен отомстить за нее! И я отомщу 
так, как никто и никогда еще не мстил! Ты знаешь, кто убил их? Ты видел их? Это 
были бледнолицые, которым мы не сделали ничего плохого. Так было и так будет 
всегда, пока они не уничтожат последнего краснокожего. На собственной земле 
индеец всегда будет жертвой белых. Мы шли в город этих проклятых бледнолицых; 
Ншо-Чи хотела стать такой, как белая женщина, потому что любила тебя и думала, 
что, научившись обычаям белых, сможет завоевать твое сердце. И заплатила за это 
жизнью. Любим ли мы вас или ненавидим — все равно там, где ступает нога 
бледнолицего, нас ждет гибель. Великий плач пройдет по всем племенам апачей: по 
всем землям, где живут наши сородичи, прозвучит клич ярости и мести. Глаза всех 
устремлены на Виннету, они жаждут увидеть, как он отомстит за смерть отца и 
сестры. Пусть брат мой Сэки-Лата услышит мою клятву, которую я даю над телами 
самых дорогих для меня людей! Клянусь Великим Духом, клянусь благородными 
предками наших племен, что с этой минуты я застрелю из винтовки, выпавшей из 
мертвой руки моего отца, каждого встретившегося мне белого или пусть…
— Остановись! — прервал я его, сознавая всю силу такой клятвы и понимая, что он 
ее сдержит. — Постой! Брат мой, Виннету, прошу тебя, не торопись клясться!
— Ты просишь не торопиться? — гневно спросил он.
— Клятву приносят со спокойной душой.
— Уфф! Душа моя спокойна, как могила, куда я опущу своих родных. И как земля 
никогда не отдаст их нам, так и я не отступлюсь от слов! Клянусь!
— Умоляю, остановись!