ли, какими доводами Господь подвигнул сердце государя прислушаться к нашим 
нуждам, или это было явное и ясное знамение Его могущества?
— Я полагаю, это волей-неволей было последнее, — отвечал гость еще более едко и 
подчеркнуто. — Такая безделица, как посланец во плоти, не могла весить много 
для того, кто столь гордо восседает пред очами людей.
До этого момента Контент и Руфь с их отпрыском и два-три других слушателя 
внимали разговору со сдержанной серьезностью, характерной для этой страны. Язык 
оратора в сочетании с плохо скрытым сарказмом, передаваемым выражением лица не 
менее, чем подчеркнутым тоном его речи, заставили их те-перь поднять глаза, 
словно по общему побуждению. Слово «безделица» было с любопытством повторено во 
всеуслышание. Но выражение холодной иронии уже сошло с лица незнакомца, уступив 
место суровой и твердой отрешенности, придавшей его упрямому и загорелому лицу 
черты жесткости. Однако он не выказал желания отказаться от темы и, окинув 
слушателей взглядом, в котором тесно соединились гордость и подозрительность, 
продолжил разговор.
— Известно, что его дед, коего добрые люди здешних поселений уполномочили 
донести их нужды по ту сторону океана, пребывал в милости у человека, последним 
воссевшего на трон Англии, и ходит слух, что Стюарт однажды в минуту 
королевской снисходительности украсил палец своего подданного кольцом, 
отделанным любопытным образом. То был знак любви, которой монарх может одарить 
человека.
— Такие подарки являются маяками дружбы, но их нельзя использовать как нарядные 
и греховные украшения, — заметил Марк, когда собеседник сделал паузу как 
человек, не желающий, чтобы от слушателей ускользнуло хоть что-то из его 
пронизанных горечью намеков.
— Дело не в том, лежала ли безделушка в баулах Уинтропов или долгое время 
сверкала перед глазами верующих в заливе, ибо она в конце концов доказала, что 
является ценной вещицей, — продолжал незнакомец. — По секрету говорится, что 
это кольцо вернулось на палец одного из Стюартов, а публично заявлено, что 
Коннектикут получил хартию!
Контент и его жена смотрели друг на друга с печальным удивлением. Такое 
доказательство безответственного легкомыслия и недостойного поведения человека, 
который удостоился подарка земного правителя, ранило их простые и честные души, 
тогда как старый Марк, одержимый еще более решительными и преувеличенными 
представлениями о духовном совершенстве, явственно сокрушался вслух. Незнакомец 
испытал заметное удовольствие от этого свидетельства их отвращения к столь 
вульгарной и непристойной продажности, хотя не видел возможности усилить 
произведенный эффект, продолжая разговор. Когда хозяин встал и голосом, 
привыкшим к послушанию, призвал свою семью присоединиться, ради безрассудного 
правителя страны их предков, к молитве Тому, кто один лишь может смягчать 
сердца государей, он тоже поднялся со своего места. Но даже в этом проявлении 
набожности незнакомец имел вид человека, скорее желающего доставить 
удовольствие своим собеседникам, нежели добиться желаемого.
Молитва, хоть и краткая, была сосредоточенной, горячей и достаточно 
проникновенной. Ткацкие станки в соседней комнате прекратили свое жужжание, и 
общее движение означало, что там все встали, чтобы присоединиться к молитве, а 
один-два из их числа, побуждаемые более глубокой набожностью либо более сильным 
интересом, подобрались ближе к открытой двери между комнатами, чтобы лучше 
слышать. Эта единственная, но характерная помеха положила конец тому особому 
направлению разговора, которое его и породило.
— А есть ли у нас основание бояться набега дикарей на границы? — спросил 
Контент, заметив, что живая душа его отца еще не вполне успокоилась, чтобы 
вернуться к обсуждению мирских дел. — Человек, приносивший товары из городов 
снизу несколько месяцев назад, излагал причины, по которым следует опасаться 
брожения среди краснокожих.
Эта тема не представляла интереса для незнакомца. Он остался глух к вопросу 
либо предпочел сделать вид, что не расслышал. Закрыв обеими крупными и 
потрепанными непогодой, хотя и сильными, ладонями заметно помрачневшее лицо, он,
 казалось, так глубоко ушел в свои мысли, отрешившись от всего мирского, что 
легкая дрожь пробежала по его плотному телу.
— С нами много тех, к кому наши сердца очень привязаны; вот почему нас так 
волнует малейший признак тревоги с той стороны, — добавила нежная и 
обеспокоенная мать, устремив взор на поднятые лица двух девчушек, сидящих на 
скамеечках у ее ног и занятых легким шитьем. — Но я рада видеть, что человек, 
который прибыл из мест, где умонастроения дикарей должны понимать лучше, не 
побоялся сделать это безоружным.
Путник медленно открыл свое лицо, и взгляд, брошенный им на лицо говорившей, не 
был лишен доброго и заинтересованного выражения. Мгновенно овладев собой, он 
поднялся и, повернувшись к сдвоенному кожаному мешку, который недавно висел на 
крупе его лошади, а теперь лежал недалеко от стула, вытащил из двух хитроумно 
придуманных карманов по его бокам пару дорожных пистолетов и демонстративно 
положил их на стол.
— Хотя я мало расположен искать встречи с кем-нибудь в образе человека, я не 
пренебрегаю обычными мерами предосторожности тех, кто вступает в дикие места. 
Вот оружие, которое в твердых руках может легко отнять жизнь либо, при 
необходимости, сохранить ее.
Юный Марк придвинулся с детским любопытством и, одним пальцем отважившись 
притронуться к замку, в то же время украдкой бросив понимающий взгляд в сторону 
матери, сказал с презрительным видом, насколько позволяла его выучка:
— Индейская стрела точнее поразила бы цель, чем такой короткий ствол! Когда