мог вначале пробудить, исчезли. Он смело и уверенно продвигался вперед, пока не 
натянул поводья, чему бедное и утомленное животное охотно повиновалось, в 
нескольких футах от хозяина долины, чьи глаза не переставали следить за 
незнакомцем с той минуты, как тот впервые появился в поле зрения. Прежде чем 
заговорить, незнакомец, голова которого выдавала седину, по-видимому, столько 
же от невзгод, сколько от прожитых лет, человек, чей немалый вес за долгую 
поездку представлял бы мучительное бремя даже для более выносливого коня, 
нежели неказистая провинциальная лошаденка, на которой он ехал, спешился и 
набросил отпущенные поводья на поникшую шею животного. Последнее без минуты 
промедления и с жадностью, доказывавшей долгое воздержание, воспользовалось 
свободой, чтобы приняться за траву там, где стояло.
— Я не ошибусь, предположив, что наконец-то добрался до долины Виш-Тон-Виш, — 
сказал гость, касаясь замусоленной фетровой шляпы с опущенными полями, более 
чем наполовину скрывавшей его лицо. Вопрос был задан на английском, который 
свидетельствовал скорее о родстве с теми, кто проживал в средних графствах 
старой родины, а не с той интонацией, какую все еще можно проследить как в 
западных частях Англии, так и в восточных штатах Союза. Несмотря на чистоту 
выговора, речь незнакомца с очевидностью выдавала суровую манеру религиозных 
фанатиков эпохи. Он прибегал к тому размеренному и методичному тону, который 
почему-то считался доказательством полного отсутствия вычурности в языке.
— Ты достиг жилища того, кого ищешь, того, кто является смиренным временным 
обитателем в мире дикой природы и скромным служителем в отдаленном храме.
— Так это Марк Хиткоут! — произнес незнакомец, заинтересованно и пристально 
разглядывая его с пытливой подозрительностью.
— Таково мое имя. Надлежащая вера в Того, кто отлично знает, как превратить 
дикую глушь в приют для людей, и немалые страдания сделали меня хозяином всего, 
что ты видишь. Явился ли ты провести здесь ночь, неделю, месяц или еще более 
долгое время как брат по радению и, не сомневаюсь, как тот, кто ратует за 
правое дело, я говорю тебе: «Добро пожаловать!»
Незнакомец поблагодарил хозяина медленным наклоном головы, но все еще слишком 
серьезный и изучающий взгляд, хотя и более признательный, не позволил ему дать 
словесный ответ. С другой стороны, хотя старик внимательно разглядывал 
широкополую и потрепанную шляпу, грубый и довольно поношенный камзол, тяжелые 
сапоги, короче — весь наряд своего гостя, в котором не было заметно какого-либо 
суетного подлаживания под пустую моду, достойного осуждения, было очевидно, что 
личные воспоминания не оказали никакого влияния на его пробудившееся 
гостеприимство.
— Ты удачно добрался, — продолжал Пуританин. — Застань тебя ночь в лесу — и, 
если только ты не владеешь сноровкой молодых жителей наших лесов, голод, холод 
и постель без ужина под кустом дали бы тебе повод думать о теле больше, чем это 
подобает.
Незнакомец, вполне возможно, знавал некоторые затруднения такого рода, ибо 
беглый и невольный взгляд, брошенный им на свою испачканную одежду, выдавал 
близкое знакомство с лишениями, на которые намекнул его хозяин. Поскольку, 
однако, ни один из собеседников не казался расположенным и далее тратить время 
на столь несущественные материи, путник взял в руку поводья своей лошади и, 
подчиняясь приглашению владельца жилища, направился вслед за ним к укреплению 
на природном холме.
Обязанность снабдить подстилкой и задать корм изнуренному животному была 
выполнена Уитталом Рингом под наблюдением, а иногда и по указанию владельца 
первого и хозяина второго, причем оба проявляли добрую и похвальную заботу об 
удобствах для верной лошаденки, которая явно много и долго страдала, служа 
своему хозяину. Когда эта обязанность была исполнена, старик и его неизвестный 
гость вместе вошли в дом. Искреннее и безыскусное гостеприимство в местности, 
подобной этой, не допускало, привечая человека белой крови, проявления 
подозрительности или нерешительности, особенно если этот человек говорил на 
языке острова, который первым стал рассылать свои толпы, чтобы покорить и 
завладеть обширными частями континента, делящего земной шар почти пополам.



ГЛАВА III


Это более чем странно: ваш отец захвачен страстью, которая оказывает на него 
сильное действие.
«Буря»

За несколько часов в занятиях членов нашей простой и отрезанной от мира семьи 
произошли большие перемены. Коровы отдали свою вечернюю дань, волов освободили 
от ярма и надежно укрыли под навесом, а овец заперли в загонах, обезопасив от 
нападения рыщущего в поисках добычи волка. Словом, позаботились, чтобы все 
живое было сосредоточено внутри специальных безопасных и удобных укрытий. Но в 
то время как все эти меры предосторожности были приняты в отношении живого 
инвентаря, полнейшее безразличие царило по отношению к движимому имуществу 
другого рода, которое где угодно охраняли бы, по крайней мере, с равным 
усердием. Домашние изделия, вытканные Руфью, лежали на площадке для отбеливания,
 чтобы они впитали ночную росу, а плуги, бороны, телеги, седла и прочие 
подобные изделия были брошены в таком состоянии, которое свидетельствовало: 
мужские руки здесь имели столь многочисленные и столь спешные обязанности, что