преимущество. Они нас принудили отступить.
— Отступить?
— Да, отступить. Но мы отступили только после того, как исполнили все то, что 
было приказано. Однако я должен сознаться, что нас сильно теснили, пока мы не 
получили подкрепления.
— Подкрепление, мой дорогой Роберт?!
— Да, мы в нем нуждались. Офицеры, участвовавшие в последней войне, говорили, 
что не видали такой жаркой схватки. В ней мы потеряли около трехсот человек.
Капитан побледнел и после продолжительного молчания попросил сына подробно 
рассказать ему, как было дело. Тот повиновался; похвалив волонтеров, он 
старался смягчить рассказ об отступлении своего полка, видя, как мучительно 
было старику слушать об этом.
— Результатом этой битвы при Лексингтоне было то, — прибавил майор, оканчивая 
свой рассказ, — что волнение разлилось по всей стране. Когда мы узнали 
настроение провинций, генерал Гэдж послал со мной депеши генералу Триону. Трион 
послал меня к вам. Он думает, что вы не откажетесь действовать в пользу 
английских войск.
— Генерал Трион оказывает мне большую честь, — ответил холодно капитан, — но 
мое влияние не идет дальше бобрового пруда, и в моем распоряжении всего 
пятнадцать или двадцать рабочих.
— Значит, батюшка, вы ничего не имеете против того, что я участвую в этой ссоре 
на стороне английского правительства, хотя и родился в колониях? Вы очень 
обрадовали меня этим.
— Делай, как знаешь, но я не пойду против колонистов, несмотря на то, что 
родился в Англии, а не в Америке.
— Неужели это ваше мнение, капитан? — спросил заинтересованный капеллан. — Вы 
знаете, что по рождению я американец и мой взгляд на это… но я не знаю, 
позволит ли майор высказать мне его…
— Говорите, говорите, господин Вудс, вам нечего бояться, мы ведь уже старые 
друзья с вами.
— Я в этом не сомневаюсь. Я должен признаться, меня очень обрадовало известие, 
что королевские войска отступили перед моими соотечественниками.
Вскоре Роберт ушел спать, ссылаясь на усталость.
В своей комнате он нашел все в том же виде, как было и в последний его приезд, 
в прошлом году; прибавилось только несколько новых вещиц.
Здесь сохранились даже его игрушки; но серсо, в которое он так любил когда-то 
играть, теперь было красиво перевязано лентами.
«Это, верно, матушка, — подумал Роберт, — позаботилась об этом: она все еще не 
отвыкла считать меня ребенком».
Повернувшись к туалетному столику, он увидел корзинку со свертками. Эту корзину 
с подарками он находил у себя в каждый свой приезд. Он развернул один сверток: 
в нем находились теплые шерстяные чулки.
— Это все мама заботится, чтобы я не простудился. Дюжина рубашек, и на одной из 
них пришит билетик с именем Беллы. А это что? Хорошенький шелковый кошелек и 
опять с именем Беллы; ничего от Мод. Неужели она обо мне позабыла? А это? Ах, 
какой прекрасный шелковый шарф! Но странно, что от Мод ничего нет…
В это время в комнате сестер Мод и Белла вели оживленный разговор.
— Майор, вероятно, уже рассмотрел подарки; я слышу, как он ходит взад и вперед 
по комнате, — проговорила Мод.
— Да, как вырос Боб! Он очень стал похож на папу, не правда ли?
— Нисколько!
— Странно! А мы с мамой сегодня вечером просто поражены были этим сходством.
— Разве можно сравнивать двадцатисемилетнего со стариком?.. Знаешь, Боб меня 
уверял, что он хорошо теперь играет на флейте.
— Он делает хорошо все, за что ни возьмется. Несколько дней назад господин Вудс 
говорил мне, что он ни разу не встречал человека, который так хорошо понимал бы 
математику.
— Я уверена, что и другие так же легко могут понимать ее.
— Ты меня удивляешь, Мод! Я всегда думала, что ты его любишь. А ему нравится 
все, что ты делаешь. Еще сегодня он так хвалил твой эскиз нашего дома.
Мод покраснела и опустила голову. Насмешливая улыбка появилась на ее губах.
— Ну, вот пустяки! Да он, впрочем, и не понимает ничего в живописи. Я думаю, 
что он с трудом отличит дерево от лошади.
— Как ты говоришь о брате?! — удивилась Белла.
— Я не могу относиться к Бобу по-прежнему. Военная жизнь изменяет людей.
— Я очень рада, что тебя не слышит маменька, Мод! Она смотрит на него, как на 
ребенка.
— Милая мама!.. Я это знаю, — сказала Мод.
— Да, я знаю, что ты любишь маму, но я так же люблю и брата, и отца.
— Разве я могу любить майора инфантерии так же, как люблю маму?
— Но если мама узнает, что ты не любишь так Боба, как мы, это ее очень огорчит.
— Я не могу, Белла!
— Почему?
— Но ты знаешь… я уверена, что ты помнишь…
— О чем? — спросила Белла, встревоженная волнением Мод.
— Ведь я не родная его сестра.
В первый раз Мод напоминала о своем происхождении.