ли  к  огромному  вокзалу,  какой-то   подросток   лет
пятнадцати бросился открывать дверцу роскошного экипажа. Но соскочивший в ту
же минуту с козел лакей Жана, обиженный  непрошенным  вмешательством  в  его
служебные обязанности, так грубо  отшвырнул  мальчика  от  кареты,  что  тот
растянулся во весь рост, больно ударившись лицом о  мостовую.  Богатство  не
ожесточило сердца героев Клондайка. Все трое  невольно  вскрикнули,  а  Жан,
поспешно выйдя из кареты, подхватил парня подмышки и поставил его на ноги:

   - Не очень больно?." Все цело?..  Прости,  друг,  и,  прошу  тебя,  прими
маленькое вознаграждение.
   А подросток, хотя у него обильно струилась из носу кровь и ему было очень
больно, заставил себя улыбнуться и пробормотал:
   - Вы очень добры, но, право, ничего...
   Ни упрека, ни малейшего намерения поскандалить, чтобы извлечь  выгоду  из
происшествия.
   От взгляда Жана не ускользнуло, что у подростка приятная  внешность,  что
одет он опрятно и что в нем нет ничего  от  классического  типа  открывателя
каретных дверей* . Облик Гавроша* , но отнюдь не уличного хулигана. Все  это
мгновенно промелькнуло в голове  Жана.  Порывшись  в  жилетном  кармане,  он
вытащил оттуда горстку луидоров* и протянул их мальчику.
   - Бери, не стесняйся, - сказал Жан Грандье, - и  не  поминай  лихом  нашу
встречу.
   Мальчик краснеет, бледнеет, смотрит, разинув от изумления рот, на золотые
монеты и, наконец, восклицает:
   - И все это мне? Из-за какого-то шлепка о мостовую? Здорово!..  Благодарю
вас, князь! Наконец-то я выберусь за фортифы* и полюбуюсь на белый свет!
   - Ты любишь путешествовать? - спросил Жан.
   - До безумия! С пеленок мечтал... А  теперь  вот  благодаря  вам  я  могу
купить билет до Марселя.
   - Постой, постой, но почему же именно в Марсель? - воскликнул Жан.
   - Потому что уж там-то я как-нибудь обернусь и непременно попаду в страну
буров.
   - Что?! Ты хочешь в волонтеры?! - невольно вырвалось у Жана.
   - Да. Уж больно хочется поколотить  этих  англича-нишек,  которые  мучают
буров!
   Леон Фортэн и его жена с интересом прислушивались к разговору, в  котором
собеседники перескакивали с пятого на десятое.
   - Как тебя зовут? - без лишних предисловий спросил Жан.
   - Фанфан.
   - Где живешь?
   - Раньше жил на улице Гренета, двенадцать, а теперь  так,  вообще...  ну,
просто на улице.
   - Родители есть?
   - Отец. Он пьянствует все триста шестьдесят пять дней в году и  уж  никак
не меньше двух раз в сутки награждает меня колотушками. А  позавчера  совсем
из дому выгнал.
   - А мать?
   - Пять лет, как умерла, - ответил мальчик, и на глазах  у  него  блеснули
слезы.
   - Так, значит, ты твердо решил записаться в трансваальскую армию?
   - О да!
   - В таком случае, Фанфан, я беру тебя с собой,
   - Не может быть!.. Благодарю от всего сердца! С этой минуты я  ваш  и  на
всю жизнь! Увидите, как предан будет вам Фанфан!
   Так капитан Сорви-голова  завербовал  первого  добровольца  в  свою  роту
разведчиков.
   В Марселе Жан завербовал еще одного добровольца, который  работал  раньше
поваренком на морском пароходе, а теперь был без места. Его, как  и  всякого
провансальца, звали Мариусом, и он охотно отзывался на прозвище "Моко".
   В Александрии Жан завербовал сразу двоих. То были юнги: один - итальянец,
другой - немец; оба они только что вышли из больницы и ожидали  отправки  на
родину. Немца звали Фрицем, итальянца - Пьетро.
   Рассмеявшись, Жан сказал Фанфану:
   - Четыре человека - целый полувзвод, и я его капрал!
   Вербовка этого разноязычного интернационального отряда  продолжалась  всю
дорогу.
   В Адене Жан наткнулся на  двух  алжирских  арабов.  Их  вывез  из  Алжира
губернатор Обока*, но они бежали от  него  и  теперь  старались  как  нибудь
устроиться. Они говорили на ломаном французском языке и  охотно  согласились
следовать  за  внушавшим  доверие  молодым  человеком,  который  к  тому  же
предложил им великолепное жалованье.
   Наконец,  уже  на  пароходе,  Жан  Грандье  встретился  с  семьей  бедных
французских эмигрантов, отправлявшихся попытать счастья на Мадагаскар.
   Их  было  пятнадцать  человек,  считая  племянников  и   других   дальних
родственников. И, увы, все они были так бедны, что даже легендарная, ставшая
нарицательной нищета Иова*, наверное, показалась бы им богатством.
   Молодость  и  энтузиазм  Жана  произвели  сильное  впечатление  на   этот
маленький клан, и ему удалось уговорить трех юношей  последовать  за  ним  в
Трансвааль Под предлогом возмещения убытков  за  потерю  трех  пар  здоровых
молод