у  дяди
Поля - цилиндр, подобного которому не сыщешь на всем белом свете. Надо  быть
гением, чтобы решиться носить такую шляпу... И еще доказательство:  Наполеон
смертельно ненавидел англичан, которым его треуголка внушала  ужас,  и  дядя
Поль так же ненавидит их, а его колпак тоже повергает их в дикий ужас.  Что,
здорово мы расщелкали  англичанишек?..  Будут  помнить  Молокососов!  -  сам
захлебываясь от восторга, закончил Фанфан  свой  рассказ,  вызвавший  бурное
одобрение слушателей.
   Но тут в залу вихрем ворвалась сестрица  Гриэт  -  настоящая  -  и  одним
словом прервала бурную овацию:
   - Уланы!
   Бог мой! О  них  совсем  позабыли.  А  много  их?  Наверно,  какой-нибудь
сторожевой патруль... Сейчас Молокососы хорошенько их проучат.
   Сорви-голова стремительно вышел, взобрался на гребень стены и взглянул на
равнину. Черт возьми, дело серьезное! Улан было больше  сотни.  Они  мчались
развернутым строем, обходя ферму, чтобы отрезать ее от Таба-Нгу. Бежать было
поздно.  Молокососы  попали  в  окружение.   И   Сорви-голова,   вернувшись,
скомандовал:
   - К оружию!
   Молокососы тотчас же повскакивали с мест, разобрали карабины  и,  выбежав
во двор, закрыли тяжелые ворота,  подперев  их  для  верности  трехдюймовыми
досками.
   Впрочем, бурские фермы благодаря своим высоким и  толстым  стенам  вообще
представляли собой настоящие маленькие  крепости,  в  которых  жители  могли
отражать неожиданные налеты врага.
   Уланы  быстро  приближались,  со  всех  сторон  обходя  ферму.  За   ними
показались другие  кавалеристы,  вероятно,  драгуны;  издали  они  выглядели
совсем крошечными, точ-но оловянные солдатики.
   - Уж не думают ли эти джентльмены почтить нас  осадой?  -  сказал  доктор
Тромп, заряжая маузер.
   - Я должен был расставить часовых! -  сокрушался  Сорви-голова.  -  Такая
ошибка непростительна для командира разведчиков. А впрочем, не все ли равно,
где сражаться - здесь или в поле... Главное - драться. К тому же  нас  целых
одиннадцать человек, - продолжал успокаивать себя Сорви-голова, - и мы, хотя
и Молокососы, не дадим перерезать себя, как цыплят.
   Сорви-голова  не  знал  колебаний,  и  его   самообладание   в   подобных
обстоятельствах было прямо-таки непостижимым.
   - Сколько у вас патронов. Папаша? - спросил он.
   - Около двухсот на человека.
   - Отлично! А у нашей  тройки  -  по  двести  пятьдесят.  В  общем  тысяча
девятьсот патронов. И, уж конечно, мы не станем стрелять ими по воробьям.
   Уланы все приближались. Сорви-голова  умело  выбрал  позиции  для  десяти
бойцов, составлявших гарнизон маленькой крепости, а  сам  решил  остаться  в
резерве, чтобы иметь возможность поспеть на помощь каждому ослабленному  или
подвергающемуся угрозе посту.
   Все меры защиты были приняты.  Беготня  прекратилась,  Наступила  мертвая
тишина.
   Издалека донесся пронзительный звук  рожка.  В  сопровождении  трубача  к
ферме приближался улан с белым платком на острие пики.
   - Парламентер, - сказал Сорви-голова, потирая от удовольствия руки. -  И,
конечно, с требованием капитуляции. Ну  ничего,  мы  устроим  ему  достойный
прием! Узнают, с кем имеют дело.
   Вместе с Фанфаном, украсившим свой штык белой  салфеткой  сестрицы  Бетие
настоящей, Сорви-голова поднялся на гребень стены.
   - Жаль, нет у меня дудочки, - пошутил Фанфан, - не  то  сыграл  бы  я  им
песенку!
   - Лейтенант Фанфан, смирно! - с насмешливой торжественностью  скомандовал
Сорви-голова.
   Английский парламентер, осадив коня в пятнадцати шагах от фермы, закричал
зычным голосом:
   - По приказу его милости майора Колвилла я  тре-бую  от  обитателей  этой
фермы открыть ворота и безоговорочно выдать человека,  именуемого  капитаном
Сорвиголова. В случае неповиновения дом  будет  взят  штурмом  и  сожжен,  а
жители его будут судимы со всей строгостью законов военного времени.
   Ответ не заставил себя долго ждать:
   - Я, капитан Сорви-голова, взорвавший водохранилище  Таба-Нгу,  оценивший
всего в пенни голову человека, именуемого Колвиллом,  и  уничтоживший  взвод
улан, по-сланный в погоню за мною, предлагаю вам немедленно убраться отсюда!
В противном случае я буду стрелять. Парламентер должен  быть  вежлив,  а  вы
невоспитанный грубиян. Что же касается  Колвилла,  то  я  приговорил  его  к
смертной казни, и  потому  его  слова  не  имеют  для  меня  ровно  никакого
значения.
   Видимо смущенный, парламентер отвечал более мягким тоном:
   -  Должен  предупредить,  что  нас  пятьсот  человек  и   мы   в   случае
сопротивления пленных брать не будем.
   - Пятьсот человек - это не так уж много. А пленных у вас не будет хотя бы
по той простой причине; что вам не удастся их взять.
   - Это ваше последнее слово?
   - Yes, sir!*
   Убедившись,  что  настаивать  бесполезно,  парламентер  повернул  коня  и
ускакал в сопровождении трубача.
   Прошло  четверть  часа.  Англичан