|
дом и принес деревянный ковш свежей воды. Давид, припав к нему
губами, жадно пил, а солдат возвратился на свое место, рассуждая:
- Вода!.. Ну разве может она сойти за христианский напиток, особенно в
тот час, когда человек должен навсегда забыть вкус виски? Да если бы я был
так же близок, как он, от того, чтобы сыграть в ящик, уж я бы не постеснялся
осушить фляги всего взвода. Это так же верно, как то, что меня зовут Томми
Аткинс!
А время шло, безжалостно текли минуты. Солнце склонялось к западу. И все
глуше звучали удары кирки в зияющей яме, поглотившей бура уже до самых плеч.
Жена его распростерлась на земле и, с ужасом сознавая приближение роковой
минуты, не отрывала глаз от двух огромных бугров, нараставших по обе стороны
могилы.
Послышался треск затворов. То старший сержант, достав из патронташа
двенадцать патронов и вырвав из шести патронов пули, заряжал ружья.
Вот он уже принес винтовки и бросил их на землю. Затем, подойдя к буру,
который продолжал копать землю, сказал:
- Давид Поттер, приготовьтесь к смерти! А тот, прервав работу, поднял
голову и спокойно ответил:
- Я готов.
Уложив рукоятку лопаты поперек ямы и ухватившись за нее, он подтянулся на
руках, одним прыжком перемахнул через могильный скат - и вот он уже стоит на
земле, измазанный красноватой землей, освещенный косыми лучами солнца,
огромный, трагически величественный.
Жена и дети бросились было к нему, но караул по знаку сержанта оттеснил
их. И тотчас же выступили вперед двенадцать невооруженных солдат,
назначенных в этот страшный наряд. Разобрав наугад принесенные сержантом
ружья, они выстроились в ряд. К осужденному подошел старший сержант, чтобы
завязать ему глаза и поставить на колени. Бур энергично запротестовал:
- Единственная моя просьба к англичанам - позволить мне умереть стоя,
глядя на божье солнце, и самому скомандовать: огонь!
- Я не могу отказать в этом столь мужественному человеку, как вы, -
ответил сержант, козырнув ему по-военному.
- Благодарю. Взвод находился на расстоянии примерно пятнадцати шагов.
Бур стал лицом к солдатам, спиной к могиле. Мертвая тишина повисла над
лагерем Смолкли рыданья и стоны. Жгучая мука охватила все сердца. Короткая
команда, мгновенное дребезжанье металла, и двенадцать стволов вытянулись
ровной сверкающей линией: солдаты взяли бура на прицел.
Осужденный стоял с обнаженной головой и открытой грудью,
Глубоко вздохнув, он воскликнул:
- Прощайте, жена, дети, свобода! Прощай все, что я любил! Да здравствует
независимость!.. А вы, солдаты: огонь!
Грянули двенадцать выстрелов, сопровождаемые глухим эхом. Бур пошатнулся
и тяжело рухнул навзничь на один из могильных скатов.
Из уст жены вырвался крик отчаяния, заголосили дети.
Взвод взял на-караул, сделал полуоборот и двинулся в лагерь. 0тряд,
служивший оцеплением, разомкнулся и открыл наконец доступ к могиле.
Бур умер мгновенно. Из его груди, изрешеченной всеми шестью пулями,
хлестали потоки крови.
Несчастная жена, тяжело опустившись на колени, благоговейно закрыла его
глаза, даже в смерти сохранившие твердость. Потом, омочив свои пальцы в
крови, ярко алевшей на разодранной одежде мужа, она осенила себя крестом и
сказала детям:
- Сделайте, как я... И никогда не забывайте, что ваш отец - убитый
англичанами мученик, кровь которого вопиет о мщении!
Дети последовали ее примеру. А старший сын, рослый четырнадцатилетний
мальчик, решительно подошел к французу, который тоже плакал, и, взяв его за
руку, твердо сказал:
- Ты возьмешь меня с собой. Правда?
- Да, - ответил француз, - у меня найдется для тебя и пони и мушкетон.
- Иди, дитя мое! - воскликнула, услышав его, мать. - Иди, сражайся за
независимость, как подобает мужчине, и отомсти за отца!
Из дома принесли широкую простыню и веревку: простыню - чтобы завернуть в
нее тело, веревку - чтобы опустить его в могилу.
Но тут прибежал запыхавшийся и взволнованный, коренастый и юркий, как
белка, подросток.
Увидев молодого француза, он бросился к нему и тихо сказал:
- Нас предали!.. Беги, спасайся!.. Англичане знают, что ты на их
передовой позиции. Скорей! Скорей!.. Лошади уже здесь.
- Благодарю, Фанфан... Иду. - И, обратившись к юному буру, француз
сказал: - Обними свою мать, Поль, и следуй за мной.
Мальчик, названный Фанфаном, уже исчез. Сын казненного и молодой
незнакомец последовали за ним.
Фанфан направился к заросли колючих мимоз, метко называемых в тех местах
"подожди немного". Там, покусывая ветки, переминались с ноги на ногу два
сильных пони, снаряженных по-боевому, с мушкетонами у седла и с туго
набитыми походными сумками.
Ловко вскочив на одного из них, француз крикнул Полю:
- На круп позади Фанфана - и в галоп!.. Дело будет жаркое. С аванпостов
уже донеслось несколько выстрелов, а над головами беглецов зажужжали пули,
когда их пони взяли с места бешеным галопом. Возле дома Давида Пот-тера
поднялась невообразимая суматох
|
|