| |
-- Нет, мосье Жан, это я! -- отвечает ему нежный молодой женский голос.
Он узнает этот певучий музыкальный голос, доносящийся к нему из-за
решетки, как небесная мелодия.
Растерянный Сорви-голова бормочет:
-- Роза! Мадемуазель Роза! Я так счастлив!
-- Мой бедный друг! Вы счастливы! -- отвечает ему голос с оттенком
лукавства и нежности. -- Счастливы теперь? Вы нетребовательны!
-- Я восхищен, я с ума схожу от счастья... зная, что вы здесь и...
пришли ночью, несмотря на усталость... опасности... пришли для меня... одна!
-- Одна, это правда! Но мы обязаны вам жизнью, Жан!
-- Роза! Дорогая Роза! Я дрожу при мысли, что вы... одна!.. Столько
негодяев тут... часовые... могли выстрелить!
-- С этой стороны нет часовых! Вам легко бежать. Что касается
негодяев-торговцев, которые не пропустят ни одну женщину, то разве они
заденут зуава?
-- Как, зуава?
Молодая девушка от души смеется.
-- Это правда. Ведь вы не видите меня... Я надела платье моего брата
Тото, а на поясе у меня кинжал мамы Буффарик, на плече -- ваш добрый
карабин, а на спине ваш мешок...
-- Боже мой! Вы тащили мешок...
-- Да, он тяжел, и я охотно сниму его с себя. Трубач притащил его
тихонько к нам. Мой геройский вид, да еще с мешком на спине, оградил меня от
всякого подозрения!
-- Проклятая темнота! Я не вижу вас. Роза!
-- Напротив, надо благословлять ее... вам удобнее бежать. Слушайте,
время дорого! Мы все устроили это втроем... мама, Тото и я... Папа делает
вид, что ничего не знает, иначе его могут заподозрить!
-- Да, -- грустно говорит Сорви-голова, -- полковник поверил клевете, а
вы...
-- Полковник судит вас по рассудку, а мы -- по сердцу! Рассудок
ошибается, сердце -- никогда! Однако я болтаю... не прерывайте меня!
Слушайте! Папа ничего не знает, но оставил на виду клинок и маленькую пилку,
я принесла их сюда; потом он рассказал мне историю, из которой я узнала
пароль и отзыв...
-- Какой пароль? И отзыв?
-- Смелость! Честь!
-- Роза, дорогая! Ваша доброта, ваша самоотверженность трогают меня до
слез!
-- Тише! Кто-то идет!
С бьющимся сердцем, тяжело дыша, молодые люди стоят неподвижно, он --
согнувшись у решетки и любуясь грациозным силуэтом, она -- взобравшись на
земляную насыпь.
Через пять минут Роза тихо продолжает:
-- В мешке есть провизия, но не надолго... Куда принести вам еще?
-- Я рассчитываю устроиться на севастопольском кладбище...
-- Хорошо! Там ночью вам положат провизию и сообщат все, что будет
нужно!
-- Спасибо! В двадцати шагах от решетки, вправо, вдоль стены, в яме!
-- Отлично! А теперь, милый, за дело! Бегите, боритесь за свою честь,
потому что она -- и моя тоже. Устраивайте наше счастье! Возвращайтесь
счастливым, отомщенным. Мое сердце будет с вами!
Прелестная девушка скользит вниз и тихонько уходит, мелькнув, словно
тень, мимо часовых, и спокойно идет по дороге, ведущей во французский
лагерь.
Сорви-голова тяжело вздыхает, опускает голову и шепчет:
-- Она права! Надо действовать!
В руке его осталась маленькая пилка и клинок, принесенные Розой. Зуав
кладет клинок на стол, берет пилку и начинает пилить решетку. Работа не
требует особых усилий. Инструмент образцовый по прочности и силе.
Сорви-голова усердно работает. Через час решетка падает.
Неподалеку звучно бьют часы. Одиннадцать!
Сорви-голова прячет в карманы пилку, клинок и пистолет, присланный
полковником. Держась руками за оставшиеся прутья решетки, он поднимается к
амбразуре и вползает в отверстие, с усилием, кое-как выбирается из
амбразуры.
- Уф, устал! -- говорит он, стоя на земле. -- Чуть не застрял.
Сорви-голова нащупывает свой мешок, свой карабин и бормочет:
-- Эта тяжесть под силу только мулу или зуаву! И Роза несла это! Милое,
самоотверженное создание! Как она добра, и как я ее люблю!
Жан надевает мешок на плечи, берет карабин и идет в темноте несколько
минут, с бьющимся сердцем, боясь окрика часового или выстрела. Слава Богу!
Все идет хорошо. Часовые уверены, что с этой стороны не грозит никакая
опасность. Зуав хорош
|
|
