|
череп
его лопнет. Потом он теряет сознание и погружается в пустоту.
-- Я невиновен! -- бормочут его посиневшие губы. Полковник пожимает
плечами и холодно говорит:
-- Господа, нам здесь нечего делать! Я рассчитываю на вашу
скромность... прошу вас, ни одного слова об этом. Этот несчастный --
виновен! Если умрет, тем лучше для него. Ради чести всего полка необходимо,
чтобы он исчез! Я позабочусь об этом!
Через сутки Сорви-голова, принесенный солдатами в каземат, очнулся от
своего кошмара. Он лежал на постели, с головой, обложенной компрессами, с
ноющей болью во всем теле. Подле него, на стуле, сидел зуав с длинной
бородой, с грудью, украшенной крестами и медалями.
-- Буффарик! -- тихо шепчет Сорви-голова.
-- Ах, мой голубь... бедный Жан!
-- Ну, что случилось?
-- Скверные вещи... у меня камень на сердце!
-- Говори же, умоляю тебя! Понимаю... меня считают виновным! И
полковник тоже?
-- Да, он послал меня к тебе... потому что... черт возьми! Потому что я
старейший солдат полка и люблю тебя...
-- Он послал тебя? Зачем?
-- Да, гром и молния! Проклятое поручение!
-- Говори же! Ты уморишь меня!
-- Он послал меня сказать... передать тебе... одну вещь...
-- Какую вещь?
Бледный, убитый происходящим, сержант вынимает из кармана пистолет,
кладет его на постель и глухо бормочет:
-- Игрушка смерти! Бедный ты мой!
-- Понимаю! -- кричит Сорви-голова, срывая с головы компрессы. -- Кебир
хочет, чтобы я убил себя во избежание позора! Не правда ли?
Старый сержант молча кивает головой.
-- Хорошо, -- говорит Сорви-голова, -- повтори мне его слова! Что он
сказал тебе?
-- О, немного! "Старик, -- сказал мне кебир, -- снеси этот пистолет
Сорви-голове... Если у него есть сердце, он покончит с собой, а я замну это
грязное дело, и его имя не будет опозорено! Это все, что я могу сделать для
него ради его прежних заслуг!"
Сорви-голова вскакивает с кровати и кричит:
-- Буффарик, старый друг, отвечай мне откровенно, как следует честному
солдату. Ты веришь, что я продался неприятелю... изменил долгу, отечеству,
знамени?
-- Нет, не верю! Тысячу раз нет!
-- А твои? Мадемуазель Роза?
-- Она, моя дочь, милое создание... Она готова отдать свою жизнь, чтобы
доказать твою невиновность!
-- Отдай мне твою дочь, Буффарик! Если бы я попросил ее быть моей
женой?
-- Охотно, Жан! Я буду счастлив назвать тебя моим сыном!
Лицо Сорви-головы сияет. Он бросается в объятия Буффарика, крепко
обнимает его.
-- Спасибо тебе от всей души! Твой ответ решил все! Я невиновен и не
убью себя!
-- Как! Что же ты сделаешь?
-- Да, в минуту отчаяния, при мысли, что мое будущее погибло, что мое
имя обесчещено и любовь моя разбита, я послушался бы полковника, но
теперь... я -- человек, люблю Розу и хочу жить для нее!
-- Я давно угадал твое чувство, -- говорит растроганный Буффарик. --
Роза разделяет его...
-- Мы никогда не говорили с ней о нашей любви!
-- Я знаю, мой милый... Но пока в сторону чувства! Что ты хочешь
делать?
-- Найти предателя... доказать свою невиновность! Я чувствую в себе
много сил, энергии... я разобью все препятствия и добьюсь своего!
-- Но ты не свободен!
-- Ночью я попробую убежать!
-- И тебе помогут, дружок! Надейся и потерпи!
ГЛАВА VII
Сорви-голова в тюрьме. -- Неожиданное счастье. -- Самоотверженность
Розы. -- Пароль. -- Бегство. -- Свободен. -- По дороге в Севастополь. --
Перед батареей номер три. -- Дезертир.
Буффарик ушел. Наступила ночь, холодная туманная ноябрьская ночь.
Сорви-голова сидит и размышляет, устремив взор на окно с железной решеткой.
Да, надо бежать. Снова приходится ему нарушать регламент и открыто
восставать против закона. Но как бежать? Буффарик обещал помочь, и это не
пустые слова. Но Сорви-голова привык сам помогать себе. Он переносит стол
ближе к окну, вскакивает на него и пытается расшатать железную решетку
амбразуры.
-- Трудно... железо крепкое... известь и цемент, -- бормочет он. -- За
амбразурой -- часовой, может быть, не один! Но бежать надо сегодня же!
В это время горсть камушков падает на стол, брошенная чьей-то рукой в
окно. Сорви-голова думает, что это Буффарик, и с бьющимся сердцем тихо
говорит:
-- Кто там? Это ты, старик?
|
|