как зверь в
клетке, останавливается как вкопанный и отдает честь.
     -  Ну, мой бедный Сорви-голова, -- дружески говорит полковник, -- опять
беда!
     --  Господин  полковник, разве можно принимать всерьез  низкую  клевету
негодяя, моего заклятого  врага?.. Из-за него меня присудили к смерти тогда,
на Альме...
     -- Сержант Дюрэ?
     -- Да, он!
     --Тем не менее он обвиняет тебя в сношениях с врагами в измене...  Тебе
придется защищаться!
     -- Господин полковник! Господин капитан! Это же подлая ложь, это глупо,
возмутительно! Вся моя жизнь является опровержением этой клеветы!
     --  Я согласен... все мы  согласны  с этим! Но если бы ты знал, бедный,
как этот сержант все исказил... какие улики нашел против тебя!
     --  Господин полковник!  Я сын старого  служаки, одного из  верных слуг
Наполеона, и с детства воспитан в правилах чести и повиновения своему долгу.
Наконец, если я  совершил преступление, то для чего? С какой целью стал бы я
позорить  безукоризненное  прошлое,  всю  мою  солдатскую  жизнь?  Ведь  нет
действия без причины, и  каждое преступление имеет  свою цель! Ну  можно  ли
подозревать меня в позорном преступлении, в измене отечеству для того, чтобы
устроить пирушку товарищам?
     --  Это верно, мой  друг! Но тебя  все-таки спросят, откуда ты взял эти
деньги!
     --  Господин  полковник!  Я  расскажу  в   двух  словах.  Я   нашел  на
севастопольском  кладбище  подземный ход, который ведет в часовню и проходит
под  центральным  бастионом.  Там много  оружия, амуниции, и,  кроме того, я
нашел сундук,  в котором лежала  полная солдатская  форма зуава,  с  крестом
Почетного Легиона, и кошелек с четырьмя тысячами франков  золотом, которые я
взял себе без зазрения совести и истратил на угощение для товарищей!
     -- Слушай, Сорви-голова, что за романы ты нам рассказываешь?
     -- Истинную правду, господин полковник! Клянусь честью!
     --  Это  надо  проверить. Но почему ты  не доложил  начальству  о своем
открытии? Ведь это очень важно!
     --  Приберегал  это  для  себя,  чтобы  раскрыть одну тайну  и взорвать
бастион!
     -- Это возможно,  и  мы верим тебе, но нужно все это проверить. Сегодня
ночью ты поведешь нас!..
     -- К вашим услугам, господин полковник!
     Полковник подходит  к  зуаву,  дружески  кладет ему руку  на  плечо  и,
всматриваясь в его глаза, тихо говорит:
     -- Сорви-голова! Я верю в твою невиновность...
     -- Благодарю вас, благодарю, господин полковник!
     -- Я поручусь за тебя перед  главнокомандующим, он один может дать тебе
свободу...
     -- Как,  господин полковник? Разве я не свободен? -- с  тоской  говорит
зуав.
     -- Дай мне слово, что ты не убежишь!
     Сорви-голова выпрямляется.
     -- Клянусь честью, господин полковник, что не буду пытаться скрыться!
     -- Хорошо,  я  верю  тебе! Оружие тебе вернут, и ты войдешь с  нами как
свободный солдат!
     --  Благодарю,  господин полковник,  вы  увидите,  что я достоин вашего
доверия!
     Наступила ночь. Экспедиция готовится  в глубокой тайне. Приказано  идти
целой  роте.  Заинтересованные таинственностью, люди  весело отправляются  в
путь. Полковник  держится  вдали,  в группе  офицеров, закутанных  в шинели.
Воздух свеж, и ночь очень темная.
     Рота  с  бесконечными предосторожностями  направляется к  кладбищу. Тут
опасно,  повсюду   русские.  Часть   роты   оставлена   в   резерве;   отряд
останавливается у  кладбища, все остальные проникают за  ограду  и  занимают
позицию.
     Во  главе группы  офицеров уверенно  шагает Сорви-голова,  спокойный  и
решительный.
     Подходят к часовне. Сорви-голова толкает дверь и просит офицеров войти,
вынимает из мешка свечу и зажигает ее.
     Офицеры молчат.
     -- Фокус очень  прост и остроумен!  -- говорит  Сорви-голова, подходя к
алтарю, наклоняется  и нажимает гвоздь  на кресте. Стена  не двигается. Зуав
нажимает сильнее... Напрасно! Панель неподвижна, как скала.
     Кровь бросается ему в лицо, тело покрывается холодным потом.
     -- Значит, механизм испорчен! -- лепечет он.
     Потом его охватывает ярость, и он кричит:
     -- Увидим!
     Схватив  карабин, он колотит им  по  стене  с таким воодушевлением, что
тяжелая панель разлетается в куски.
     -- Наконец-то!
     Сорви-голова,  задыхаясь,  берет  свечу,  подносит  ее  к  отверстию  и
говорит:
     -- Господин полковник, сейчас мы увидим лестницу. Посмот...
     Слова останавливаются в горле.
     Бледный, дрожащий, он видит перед собой только ровный мозаичный пол. Ни
следа  отверстия, ни лестницы, ни малейшего намека  на подземный ход!  Можно
думать, что это простая мистификация!
     Сорви-голова  чувствует  и  понимает  это,  хочет говорить, защищаться,
доказать  свою  правдивость, но  только хрип и рыдания  вырываются из груди.
Кровь шумит в его ушах, в глазах -- красное облако, и ему кажется, чт