|
этом совете... последний раз!
Отдав военный поклон маршалу, офицеры садятся. В этот момент сильный
толчок потрясает все здание сверху донизу и заставляет всех офицеров
вскочить на ноги. Потом глухой удар, и из подвала вырываются столбы пламени.
ГЛАВА IХ
Фантазия княгини. -- Огонь в мине. -- Порох. -- Сосиска, но не мясная.
-- Мани и контрмина. -- Спасайтесь! -- Бедный Сорви-голова. -- Взрыв. --
"Именем императора".
Дама в черном доводит свою ненависть до того, что хочет поджечь мину,
которая должна стереть с лица земли всех начальников французской армии. Эта
чудовищная фантазия исполнена. Из группы рабочих отделяется один человек и
бежит предупредить княгиню, что все готово. Она ждет, опасаясь внезапного
прибытия врагов. Вздох облегчения вырывается из ее груди вместе с яростным
криком:
-- Наконец-то! О, они в моей власти!
Княгиня спускается. Полковник подает ей искрящийся конец фитиля, и,
шутливо кланяясь, замечает:
-- Пожалуйте, княгиня! От вашей руки это будет апофеозом!
-- Да, -- отвечает она с жестоким смехом, -- они полетят к небу... на
воздух, но в виде клочьев!
Дама холодно берет фитиль, подходит к бреши и зажигает пучок фитилей,
другой конец которых находится в бочках с порохом.
Когда в темноте подвала заискрились красные точки, она уходит со
словами:
-- Я подожгла вулкан, и он взорвет негодяев! Им не избежать теперь моей
мести!
Сорви-голова в своем углу слышит эти ужасные слова. В нем кипит гнев
против коварной женщины -- олицетворения гения зла.
-- Я должен был бы броситься на нее и всадить штык ей в грудь. Живая
она наделает нам много зла! Ну, а потом? Его убьют... Нет, он должен жить,
чтобы предупредить катастрофу, и если ему суждено погибнуть, то он погибнет
ради серьезного дела, ради отечества...
Рабочие бросаются к бреши, кладут доски, кирпичи и заливают все это
гипсом. Через десять минут все это превращается в камень, и дама в черном
командует своим металлическим голосом:
-- Назад!
Люди проходят перед ней, за ними оба начальника, она идет последней,
бледная, надменная, но довольная.
Сорви-голова слышит, как запирают дверь, слышит глухие удары и
удаляющиеся шаги.
Черт возьми, они замуровывают вход, сейчас заткнут отдушину. Тогда я
примусь за дело. Сорви-голова, мой милый, постарайся пробить стену и
добраться до бочек с порохом!
Не теряя ни минуты, он хватает свой штык и втыкает его в гипс. Но стена
не поддается, твердеет все более и образует камень. Сорви-голова ругается и
ворчит:
-- Как плотно... нужен бурав... мой штык -- это игрушка!
Клак! Резкий звук... штык сломался!
-- Проклятье! -- сердится зуав, чувствуя себя обезоруженным против
неодолимого препятствия, но не хочет при знать себя побежденным, берет
обломок штыка, тычет им в стену и успевает только ободрать себе ладони и
пальцы.
Мало-помалу воцаряется полная темнота. Слабый луч света, проникавший
сверху, гаснет. Наступает ночь, ужасная ночь в подземелье. Отдушина
заткнута. Сорви-голова решается продолжать борьбу, кажущуюся теперь верхом
безумия.
Он садится на ступеньку лестницы и начинает размышлять.
-- В моем распоряжении еще четыре часа, может быть, пять... я должен
пробраться через стену... У меня нет ничего, кроме карманного ножа и обломка
штыка... мало времени... Есть только мина... петарда... Если бы у меня был
порох... Однако... Ах, Боже мой... это было бы чудесно... надо взглянуть...
Взглянуть! Конечно, это только манера говорить... риторическая фигура,
потому что Сорви-голова погружен в непроницаемый мрак и не может видеть
ничего. Он быстро встает и как человек, хорошо знакомый с топографией
местности, ползет на четвереньках по подвалу. Поза, не имеющая ничего
грациозного, но тем не менее она нисколько не унизительна для достоинства
зуава, так как ведет его к намеченной цели. Это ползанье продолжается около
десяти минут. Сорви-голова решил исследовать подвал. Вдруг он поднимается и
кричит:
-- Хорошо! Очень хорошо. Отлично! Я сплясал бы, если бы было время!
Ого! Сударыня в черном! Мы посмеемся!
Что это значит? Не сошел ли с ума Сорви-голова? Чему он так
обрадовался? Сорви-голова так же хитер, как и смел. Ему припомнилась первая
бочка, которую он проткнул своим штыком, наполненная порохом. Когда зуав
утолил свою жажду вином из другого бочонка, он заткнул отверстие и совсем
забыл о первой бочке. А порох, подобно вину, наверное, высыпался на землю
через широкое отверсти
|
|