сь благоприятным случаем, он живо
отвел в сторону своего знакомого и шепнул ему на ухо:
     --  Поверьте,  вы страшно  заблуждаетесь;  даю вам  честное слово,  что
Фортен невиновен!
     -- Я очень бы  желал этому верить, но мы  арестовали его,  имея  важную
улику!
     -- Какую же?
     -- Этого я не могу сообщить!
     -- Хорошо, но дадите вы мне возможность исследовать дело?
     -- Охотно!
     --  Тогда  прикажите  предоставить  мне  свободный доступ  в  дом,  где
совершено преступление.
     -- Это можно!
     -- Благодарю! Я не останусь в долгу!
     --  Советую  вам не  горячиться, чтобы  не попасть  в оплошность  и  не
повредить делу.
     -- Еще раз благодарю вас!
     -- Через два часа, после завтрака, мы будем допрашивать обвиняемого. Вы
придете?
     -- Да, до свидания!
     Теперь  в   зале  остались  только  трое  судей,   писарь,  жандармский
унтер-офицер и Леон Фортен.
     Следователь приказал жандарму удалиться в коридор и не впускать никого,
потом учтиво предложил подсудимому сесть и приступил к одному из тех ужасных
допросов,   какие   приводят  в   замешательство   даже   невинных   числом,
неожиданностью и  странною  постановкой  вопросов.  Сначала  следуют  имена,
прозвания и занятия.
     Фортен,   Леон-Жан,  26   лет,   доктор   наук,  препаратор  парижского
факультета, получает  содержания  150 франков  в месяц, живет у  родителей в
Мезон-Лафите,  ездит  по  делам три,  четыре, иногда пять раз в Париж, имеет
абонементный билет 3-го класса Западной железной дороги.
     Пока писарь заносил эти сведения на  бумагу, следователь впился глазами
в Фортена и спросил его:
     -- Знаете вы господина Грандье?
     При этом вопросе, по-видимому, ничего общего не имевшем с преступлением
на улице Св. Николая, Фортен явно покраснел и в замешательстве отвечал:
     --  Да, я  знаю господина Грандье... но  очень мало... я с ним  говорил
лишь  однажды...  при  затруднительных...  или,  скорее,  смешных  для  себя
обстоятельствах!
     -- Сообщите, пожалуйста, эти обстоятельства.
     --  Охотно,  так  как это единственное свидание  не оставило во  мне ни
стыда, ни упрека! Я -- изобретатель и очень бедный. Нуждаясь в большой сумме
с целью внедрить открытие, долженствующее произвести экономический переворот
во  всем  мире, я ходил на прошлой  неделе просить  эту, сумму  у  господина
Грандье.
     -- А как она высока? -- спросил небрежно следователь.
     -- Пятьдесят тысяч франков!
     Услышав такой  ответ, судейский чиновник слегка повел глазами и закусил
губы,  как  человек,   начинающий   убеждаться   в   справедливости   своего
предположения.
     -- Итак, вы хотели занять пятьдесят тысяч франков у Грандье?
     -- Да, хотя эта попытка оказалась  величайшею из  глупостей, когда-либо
сделанных мною!
     Тогда следователь перешел к другому.
     -- Где вы были вчера в полдень?
     -- В лесу!
     -- Когда завтракаете?
     -- В двенадцать часов,  так что я должен был бы находиться в это  время
дома; но я вернулся, против обыкновения, только к часу!
     -- Зачем же вы изменили своей привычке?
     -- Я  шел своей обычной дорогой, как вдруг увидел вспененную лошадь без
всадника. Напрасно пытался я ее остановить... Я был отброшен и сбит с ног.
     -- Сколько было времени тогда?
     -- Четверть первого!
     -- Когда же вы могли вернуться к родителям?
     -- Для этого потребовалось бы около десяти минут!
     -- Почему же вы вернулись через час?
     Вторично Леон Фортен покраснел и обнаружил волнение.
     --  Отвечайте  мне с полною откровенностью,--  прибавил  следователь,--
скажите всю правду!
     -- Уверяю вас, что  я занимался очень невинным делом, совершенно чуждым
печальному предмету, о котором мы говорим.
     -- Я забочусь о ваших же интересах!
     Фортен, сделав над собою усилие, начал:
     --  Хорошо!  В тот момент,  когда встретилась лошадь, у меня в руке был
букет из фиалок  и  первоцвета...  Одной свободной  рукой я не  мог удержать
лошадь, и мой  букет очутился у  нее под копытом. Из-за этого я  должен  был
набрать свежих цветов!
     В ответ на это следователь иронически улыбнулся, слегка пожав плечами.
     -- Можете вы сказать, кому предназначались эти цветы?
     -- Нет,-- возразил с твердостью Леон,-- не могу и не хочу!
     --  Подумайте,   к   каким  важным   последствиям  может  повести  ваше
умалчивание при изложении