о все от солнца.

Грунькин сердито вырвался и убежал, и до обеда мы его больше не видели. И после 
обеда, когда мы опять расчищали линейку, его тоже не было.

– Тунеядец, – ворчал Ленька, еле-еле шевеля лопатой. – Ему бы глыбы 
ворочать!
Вечером Грунькин с аппетитом поужинал и зачитал нам второе 
четверостишие:
		Эй, 
ребята!		Кто 
идет?		Кто 
поет?		Мы – 
пираты-ы!
После этого мы твердо решили, что свою знаменитую поэму о Джоне Спинглере он 
несомненно передрал у какого-то пиратского писателя, если даже сейчас 
позаимствовал строки из популярной песенки «Октябрята».

– Нет, не передрал, – кричал Грунькин. – Я ее за две недели сочинил… А у вас 
сроки! И вообще я пишу только по вдохновению, а не по 
заданию!
Мы так и сели от такой наглости, хотя, по правде сказать, из-за стола еще никто 
и не вставал.

А я, допивая компот Грунькина (он же читал стихи!), фыркнул и немножко обрызгал 
Роя.

Рой – справедливый человек. Он с ходу врезал Грунькину подзатыльник и 
зашипел:
– Это все ты!… Твой компот!… Твои 
стихи!…
Грунькин разозлился и чуть-чуть не врезал Рою, но тот уклонился, 
и…
Ленька с грохотом уронил стакан с компотом Роя (Славка ж увлекся!).

Мой брат долго не держал при себе полученную оплеуху. Он вернул ее Гринбергу.

Гринберг подавился компотом Спасибо, который невозмутимо доедал Ленькину 
котлету.

Спасибо, даже не взглянув на Левку, метнулся вместе с котлетой за другой стол.

Я на мгновение увидел загадочные глаза Гринберга и понял… Нет, ничего не понял, 
потому что он мне так двинул по шее, что Грунькин, на котором я закончил круг 
подзатыльников, вскочил и помчался к Спасибо. Тот, на ходу допивая компот Маши 
Пашковой, понесся по проходу между столиками, 
пыхтя:
– Дай ходу пароходу, пароход не может 
плыть!
Грунькин, словно ракета, висел у него на хвосте, но никак не мог сократить 
несколько роковых сантиметров, чтобы настигнуть ни капельки не пострадавшего 
Спасибо. И все, верно, потому, что Грунькину явно не хватало горючего – ведь 
третья ступень его обеда досталась 
мне!
Хорошо, что Вениамина не было, а то не видать бы нам ежедневной 
двадцатиминутной прогулки в лес. На целый 
месяц!
Когда мы уходили из столовой, Маша Пашкова встала и, явно привлекая всеобщее 
внимание, 
пригрозила:
– Если ваши выходки повторятся, мы вас проработаем на совете 
отряда!
– Слово даю! – туманно ответил Ленька.

– Клянусь! – подхватил Гринберг.

– Ей-бог