-то замешкались.

Искали ручку – медную дверную ручку – и не находили. Десятки рук шарили по 
стенам, хватаясь за карнизы, мешая друг другу, – ручки не было.

Искали на ощупь. Открытые глаза все равно мало помогли бы – дым, черный как 
сажа, слепил глаза, вызывая слезы.

Послышались сдавленные 
выкрики:
– 
Скорей!
– 
Задыхаемся!
Кто-то не выдержал, закашлялся и, глотнув дым, издал протяжный вопль. Стало 
страшно.

Купец, мрачно стоявший у стенки, наконец не выдержал и, растолкав сгрудившихся 
на лестнице товарищей, медленно провел рукой по стене, нащупав планку, опять 
провел и наткнулся на ручку.

Брызнул яркий свет из открытой двери, и обессилевшие, задыхающиеся шпингалеты, 
шатаясь, ввалились в коридор. Эланлюм пересчитала воспитанников. Все были на 
месте.

Она облегченно вздохнула, но тут же опять побледнела.

– Ребята! А где 
воспитатель?
Мертвым молчанием ответили ей шкидцы.

– Где воспитатель? – снова, и уже с тревогой, переспросила немка.

Тогда Купец, добродушно улыбнувшись, 
сказал:
– А он там в спальне еще лежит, чудак. Охает, а не встает. 
Потеха!
Эланлюм взвизгнула и, схватившись за голову, кинулась в дымный коридор по 
направлению к спальне. Минут через пять раздался громкий стук в дверь.

Когда шкидцы поспешили открыть ее, им представилось невиданное зрелище.

Немка волокла за руку Шершавого, а тот бессильно полз по полу в кальсонах и 
нижней рубахе. Язык у него вылез наружу, в глазах светилось безумие – он 
задыхался.

Общими усилиями обоих втащили в коридор. Шершавый безжизненно упал на пол, а 
Эланлюм, тяжело дыша, прислонилась к стене.

Через минуту она уже оправилась, и снова голос ее загремел под сводами 
коридора:
– Все на лестницу! На улицу не выходите. Все идите в дворницкую к Мефтахудыну.

Ребята высыпали во двор, но к дворнику никто но пошел. Забыв о запрете, все 
выскочили на улицу.

Дрожа от холода, шкидцы уставились на горящие окна, страх прошел, было даже 
весело.

А у забора стояли Япончик и Янкель и чуть не плакали, глядя на окна.

Вот зазвенело стекло, и пламя столбом вырвалось наружу, согревая мерзлую 
штукатурку стены.

За углом запыхтела паровая машина, начавшая качать воду, надулись растянутые по 
снегу рукава.

Мимо пробежали топорники, слева от них поднимали лестницу, и проворный пожарный,
 поблескивая каской, уже карабкался по ступенькам вверх. Жалобно звякнули 
последние стекла в горящем этаже; фыркая и шипя, из шлангов рванулась мощная 
струя воды.

– Наш класс горит. Сволочи! – выругался Цыган, подходя к Японцу и Янкелю.

Но те словно не слышали и, стуча зубами от холода и возбуждения, твердили одно 
слово:
– 
«Зеркало»!
– 
«Зеркало»!
А Янкель иногда сокрушенно 
добавлял:
– Моя