бей.

Ребята зашевелились. Косецкий тоже нехотя поднялся. Сегодня он дежурил и должен 
был идти в спальни укладывать воспитанников. Но спать никому не хотелось.

– Может, посидим еще? – нерешительно предложил Янкель, но халдей 
запротестовал:
– Нет, нет, ребята! Нельзя! Витя нагрянет, мне попадет! Идемте в спальню. 
Только дайте закурить перед сном.

Ребята достали махорку, и, пока Косецкий свертывал папиросу, они один за другим 
спускались вниз.

– Вы к нам заходите, в спальню побеседовать, когда младших уложите, – предложил 
Громоносцев.

– Хорошо, 
забегу
Уже внизу, в спальне, ребята, укладываясь, гуторили между 
собой:
– Вот это парень!..

Последнее время Косецкий особенно близко сошелся со старшими. Они вместе курили,
 сплетничали про зава и его помощницу. Теперь ребята окончательно приняли в 
свою компанию свойского Косецкого и даже не считали его за воспитателя.

Ночь наступила быстро. Скоро стало совсем темно, а ребята еще лежали и тихо 
разговаривали. Косецкий, уложив малышей, пришел скоро, сел на одну из кроватей, 
закурил и стал делиться с ребятами планами своей будущей работы.

– Вы, ребята, со мной не пропадете. Мы будем работать дружно. Вот скоро я 
свяжусь с обсерваторией, так будем астрономию изучать.

– Бросьте! – лениво отмахнулся Японец.

– Что это бросьте? – удивился Косецкий.

– Да обсерваторию бросьте.

– 
Почему?
– Да все равно ничего не сделаете, только так, плешь наводите. Уж вы нам много 
чего обещали.

– Ну и что ж? Что обещал, то и сделаю! Я не такой, чтобы врать. Сказал – пойдем,
 и пойдем. Это же интересно. Будем звездное небо изучать, в телескопы 
посмотрим…
– Есть что-то хочется, – вдруг со вздохом проговорил все время молчавший Янкель 
и, почему-то понюхав воздух, спросил 
Косецкого:
– А вы хотите, Афанасий 
Владимирович?
– 
Чего?
– Да 
шамать!
– Шамать-то… шамать… – Косецкий замялся. – Признаться, ребятки, я здорово хочу 
шамать. А что? Почему это ты спросил? – обратился он к Янкелю, но тот улыбнулся 
и неопределенно изрек, обращаясь неизвестно к кому.

– И это жизнь! Хочешь угостить дорогого воспитателя плотным обедом – и нельзя.

– Почему? – оживился Косецкий.

– Собственно, угостить, пожалуй, можно… но… – робко пробормотал Японец.

– Но требуется некоторая ловкость рук и так далее, – закончил Янкель, глядя в 
потолок.

– Ах, вот в чем дело! – Косецкий понял. – А где же 
это?
– 
Что?
– Обед.

– Обед на 
кухне!
Потом вдруг все сразу оживились. Обступили плотной стеной Косецкого и наперебой 
посвящали его в свои планы.

– Поймите, остаются обеды… Марта их держит в духовой… Сегодня много осталось. 
Спальня сыта будет, и вы подкормитесь. Все равно до завтра прокиснет… А мы в 
два счета, только вы у дверей на стреме 
постойте…
Косецкий слушал, трусливо улыбаясь, потом захохотал и хлопнул по плечу 
Громоносцева.

– Ах, черти! Ну, валите, 
согласен!
– Вот это да! Я же говорил, – захлебывался Янкель от восторга, – я же говорил: 
вы не воспитатель, Афанасий Влади