под 
край кафедры, а сам лег на живот и стал шарить. Табаку не было. Янкель зашел с 
другой стороны, опять поискал: по-прежнему рука его ездила по гладкой и пыльной 
поверхности паркета.

Он похолодел и, стараясь успокоить себя, сказал 
вслух:
– Наверное, под другой кафедрой.

Опять усилия, ползание и опять разочарование. Под третьей кафедрой табаку также 
не оказалось.

– Сперли табак, черти! – яростно выкрикнул Янкель, забыв осторожность. – 
Тискать у товарищей! Ну, 
хорошо!
Злобно погрозив кулаком в направлении спальни, он тихо вышел из зала и зашел в 
ванную.

Когда он снова показался в дверях, на лице его уже играла улыбка. В руке он 
держал плотно запечатанную четвертку табаку.




* * 
*


– Элла Андреевна! А как правильно: «ди фенстер» или «дас 
фенстер»?
– Дас. Дас.

Эланлюм любила свой немецкий язык до самозабвения и всячески старалась привить 
эту любовь своим питомцам, поэтому ей было очень приятно слышать назойливое 
гудение класса, зазубривавшего новый рассказ о садовниках.

– Воронин, о чем задумался? Учи урок.

– Воробьев, перестань читать посторонние книги. Дай ее сюда немедленно.

– Элла Андреевна, я не читаю.

– Дай сюда немедленно книгу.

Книга Воробьева водворилась на столе, и Эланлюм вновь успокоилась.

Когда истек срок, достаточный для зазубривания, голос немки 
возвестил:
– Теперь приступим к пересказу. Громоносцев, читай первую строку.

Громоносцев легко отчеканил по-немецки первую 
фразу:
– У реки был берег, и на земле стоял дом.

– Черных, продолжай.

– У дома стояла яблоня, на яблоне росли яблоки.

Вдруг в середине урока в класс вошел Верблюдыч и скверным, дребезжащим голосом 
проговорил, обращаясь к 
Эланлюм:
– Ошень звиняйсь, Элла Андреевна. Виктор Николайч просил прислать к нему 
учеников Черний, Громоносцев унд Воробьев. Разрешите, Элла Андреевна, их 
уводить.

– Не Черный, а Черных! Научись говорить, Верблюд! – пробурчал оскорбленный 
Янкель, втайне гордившийся своей оригинальной фамилией, и захлопнул книгу.

По дороге ребята сосредоточенно молчали, а обычно ласковый и мягкий Верблюдыч 
угрюмо теребил прыщеватый нос и поправлял пенсне.

Невольно перед дверьми кабинета завшколой шкидцы замедлили шаги и переглянулись.
 В глазах у них застыл один и тот же вопрос: «Зачем зовет? 
Неужели?»
Викниксор сидел за столом и перебирал какие-то бумажки. Шпаргонцы остановились, 
выжидательно переминаясь с ноги на ногу, и нерешительно поглядывали на зава.

Наступила томительная тишина, которую робко прервал Янкель.

– Виктор Николаевич, мы пришли.

Заведующий повернулся, потом встал и нараспев 
проговорил:
– Очень хорошо, что пришли. Потрудитесь теперь принести 
табак!
Если бы завшколой забрался на стол и исполнил перед ними «танец живота», и то 
тройка не была