же считал лишним учение и по выходе из дому прятал сумку с книгами в 
подвал, а сам шел на улицу, к излюбленному выступу у ювелирного магазина, где 
стояла уличная часовня. Здесь он садился около кружки с пожертвованиями и двумя 
пальцами начинал обрабатывать ее содержимое.

Помогала этой операции палочка. Заработок был верный. В день выходило по 
двугривенному и больше.

Потом пришла война, угнали на фронт брата. Гришку опять вышибли из школы за 
непосещение. Некоторое время отсиживался он дома, но мать упорно стояла на 
своем, и вот третья по счету классная доска начала маячить перед Гришкиными 
глазами.

С революцией Гришка и у себя сделал переворот. На глазах у матери он твердо 
отказался учиться и положил перед ней потрепанный и видавший виды ранец.

Напрасно ругалась мать, напрасно грозилась побить – он стоял на своем и упорно 
отказывался.

И вот мать махнула на него рукой, и Гришка вновь получил свободу.

Таскался по кинушкам, торговал папиросами, потом даже приобрел санки и сделался 
«советской лошадкой». Часами стоял он у вокзалов, ожидая приезда 
спекулянтов-мешочников, которым за хлеб или за деньги отвозил по адресу багаж. 
Но работа сорвалась: слабовата была «лошадка».

Однажды, в тусклый зимний вечер, накинув на плечи продранную братнину шинель и 
обрядив свои сапки, Гришка направился к Варшавскому встречать дальний поезд. 
Улицы уже опустели. Тихо посвистывая, Гришка подъехал к вокзалу и стал на свое 
обычное место у выхода. «Лошадок» уже собралось немало. Гришка поздоровался со 
своими соседями и, поудобнее усевшись на санки, стал ждать.

То и дело со всех сторон прибывали новые саночники, ждавшие «хлебного» поезда.

На углу, у лестницы, кучка ребят-лошадок ожесточенно нападала на новичков, тоже 
приехавших с саночками в поисках заработка.

– Чего к чужому вокзалу приперли? Вали 
вон!
Новички робко топтались на месте и 
скулили:
– Не пхайся! Местов много. Вокзал некупленный, где хотим, там и 
стоим!
Поезд пришел. Началась давка. Саночники наперли, яростно вырывали из рук 
ошалевших пассажиров мешки.

– Прикажете отвезти, 
земляк?
– Вот санки 
заграничные!
– За полтора фунта на Петроградскую 
сторону!
Гришка, волоча за собой санки, тоже уцепился было за сундук какой-то бабы и 
робко 
предложил:
– Куда прикажете, 
гражданка?
Но гражданка, не поняв Гришку, жалобно 
заголосила:
– Ах, паскуда! Караул! Сундук 
тянут!
Гришка, смущенный таким оборотом дела, выпустил сундук. Через мгновение он 
увидел, как тем же сундуком завладел какой-то верзила, с привычной сноровкой 
уговаривавший перепуганную 
старуху:
– Вы не волнуйтесь, гражданочка. Свезем в лучшем виде, прямо как на 
лихачах!
Становилось тише. Уже «лошадки» разъехались по всем направлениям, а Гришка все 
стоял и ждал. Остались только он да две старушонки с детскими саночками. На 
заработок не было уже никакой надежды, но домой ехать с пустыми руками не 
хотелось.

Вдруг из вокзала вышел мужик, огляделся и 
гаркнул:
– Эй, 
совецкие!
– Есть, батюшка, – прошамкали старушки.

– Пожалуйте, гражданин, – тихо проговорил Гришка.

Мужик оглядел трех саночников и с сомнением 
пробормотал:
– Да нешто вам 
свезти?
Потом выбрал Гришку и стал выносить мешки, туго набитые картошкой. Гришка 
испугался. Его сани покряхтывали от тяжести. Ужо некуда было класть, а мужик 
все носил. Гришка хотел было отказаться, но потом с отчаянием 
решил:
– Эх, была не была, 
вывезу!
И повез. Везти нужно было далеко, за заставу. Гришка весь вымок от пота, руки 
его немели, веревка резала грудь, а он все вез. Вечером он, разбитый, пришел 
домой и принес с собой целых три фунта черного, кал