| |
наступил на ногу новичка. Ельховский
дернул ногой, застежка туфли лопнула, и туфля осталась на полу.
Выходка Японца была бы замечена, и он был бы еще больше наказан, не прозвени в
этот самый миг звонок.
Ребята, наблюдавшие еще во время маршировки за преследованием Японцем новичка,
обступили Ельховского.
Тот сидел на корточках, склонившись над разорванной туфлей. Лицо его сжалось в
гримасу: казалось, что вот-вот он расплачется.
Но он не заплакал. Вместо этого он стал чихать. Чихал он как-то особенно,
корчил лицо, жмурился, и звук чоха у него получался какой-то необыкновенно
нежный:
– Апсик!..
Чихал он часто, с определенными промежутками. Ребята окружили его и смотрели с
недоумением и любопытством.
– Что это с ним? – испуганно спросил Японец.
– Чихает, – ответил Янкель.
– Вижу, что чихает, а зачем
чихает?
– Так, должно быть, привычка… наследственность.
– Чихун, – сказал кто-то.
Купец нагнулся и больно щелкнул Ельховского в затылок. Тогда выступил Ленька
Пантелеев.
– Чего издеваетесь над человеком? – сказал он. – Тебя небось, Купец, не мучили,
когда новичком
был?!
Класс расхохотался.
– И смешного ничего нет, – покраснев, заявил Пантелеев. – Нечего хвастаться
своей гуманностью, хорошим отношением к новичкам, когда сами их бьете… Разве не
правда?
Никто не ответил. Все молчали, молчание же, как известно, служит знаком
согласия.
Ельховский тем временем напялил искалеченную туфлю, поднялся, чихнул в
последний раз и, тоскливо оглядев ребят, остановил признательный взгляд на
Пантелееве.
В коридоре, когда ребята расходились по классам, Пантелеев подошел к новичку.
– Будем сламщиками, – сказал он. – Сламщиками у нас зовут друзей. Будем
друзьями…
Идет?
Ельховский не ответил, только кивнул головой. Пантелеев протянул сламщику руку,
тот крепко пожал ее.
* *
*
Панька Ельховский родился в Смоленске.
Панькин отец, учитель начальной городской школы, принадлежал к числу тех людей,
которых не любит начальство. Начальство не любит людей слишком умных, замкнутых
и свободомыслящих. Панькин отец был умный и свободомыслящий: он принадлежал к
местному социал-демократическому кружку. За это он был отстранен от должности
учителя, проще сказать – изгнан. Он целиком отдал себя революционному делу,
семья же голодала, дети росли. Отец искал работы, но не мог найти ее. Мать
стирала в господских домах, мыла полы. Детство Паньки – нерадостное детство.
В 1917 году Панькиного отца убили на улице казаки. Панька жил с матерью, потом
мать отдала его в приют
|
|