и Лаперуз торопился.

Но лейтенант д'Экюр был недоволен. Честолюбивый и отважный, он мечтал о 
необыкновенных открытиях, о небывалых подвигах.

— Мы не можем покинуть эту бухту, не осмотрев ее как следует, — говорил он 
Лаперузу. — Я почти убежден, что в этой бухте начинается пролив, соединяющий 
Тихий океан с Атлантическим.

— Оставьте, д'Экюр, — отмахивался от него Лаперуз. — Где тут может быть пролив? 
Ведь вся бухта лежит перед нами как на ладони.

— Тот край бухты, который находится за островком, нам совершенно неизвестен, — 
настаивал д'Экюр. — Он всегда скрыт туманом.

— Там то же, что и здесь: берег, сосны, камни. Над этим туманом я видел вершины 
гор.

— Не будьте так уверены, капитан. Пролив, соединяющий океаны, должно быть, 
очень узок. Мы легко можем его не заметить. Вспомните, как узок Магелланов 
пролив.

И, увидев, что Лаперуз колеблется, он прибавил:

— Отложите наш отъезд еще на один день. Завтра я берусь на шлюпке добраться до 
того края бухты. Тут всего три-четыре мили. К вечеру я вернусь, и, если ничего 
не найду, послезавтра мы тронемся в путь.

И Лаперуз согласился.

На следующее утро стояла прекрасная погода. Впервые за все пребывание 
экспедиции в Северной Америке солнце выглянуло из-за туч.

Д'Экюр радовался приятной прогулке на лодке. Остальные офицеры завидовали ему. 
Лаперузу пришлось согласиться отправить с д'Экюром не одну лодку, а целых три — 
две с «Компаса»и одну с «Астролябии». В них разместились все желающие.

В самой большой шлюпке, кроме д'Экюра, сидело десять матросов. Во вторую сели 
Маршенвилль и Бутервилье — лейтенанты с «Астролябии». Они взяли с собой восемь 
матросов. Самая маленькая шлюпка досталась Бутэну, младшему лейтенанту 
«Компаса».

К Бутэну напросился пассажиром Бартоломей Лессепс.

Прогулка началась необыкновенно весело. Впереди неслась шлюпка д'Экюра. Затем 
шлюпка Маршенвилля и Бутервилье. За ними едва поспевали Бутэн и Лессепс.

Все яснее вырисовывались горы в дальнем углу бухты. «Пролив, соединяющий океаны,
 будет назван проливом д'Экюра, а не Лаперуза, — думал д'Экюр. — Я открою этот 
пролив, а не Лаперуз. Лаперуз мне только мешает». Сердце его радостно билось, и 
он то и дело поторапливал гребцов.

Берег, к которому они стремились, приближался с каждым ударом весел.

Вода в бухте была спокойная и гладкая, как зеркало, и моряки очень удивились, 
увидев перед собой белые гребни волн. Гребни эти бесились и клокотали на 
чрезвычайно узком пространстве, а за ними и перед ними простиралась лазурная 
гладь.

Подъехав ближе, моряки увидели, что это была длинная, усеянная каменными 
глыбами и перерезавшая всю бухту мель, о которую с грохотом разбивалось 
какое-то подводное, невидимое на поверхности течение. Мель была не сплошная, в 
пей кое-где чернели глубокие впадины. Но в этих впадинах бурлили могучие 
водовороты.

Шлюпки остановились.

— Надо поворачивать, — сказал Бутэн.

— Ни за что! — крикнул д'Экюр, — Я не вернусь, пока не найду пролива.

— Да там нет никакого пролива, — возразил Бутэн. — Отсюда уже все видно. Там 
только горы да лес.

— Не спорьте! — ответил д'Экюр.

Он был старшим лейтенантом и имел право поставить младшего лейтенанта на место. 
Упрямство и тщеславие подхлестывали его.

— Едем! — приказал он. — А если вы трусите, Бутэн, я разрешаю вам вернуться.