И на следующее утро, едва рассвело, Лаперуз снова попытался войти в бухту.

Утром начался прилив. У входа в бухту на этот раз их ждет попутное течение. И 
Лаперуз снова направил свои корабли к узкому коридору между бурунами.

Теперь не течение мешало ему, а ветер. Ветер дул с берега. Против ветра 
управлять кораблем очень трудно, и фрегаты долго не могли попасть в узкое горло 
прохода.

Наконец они вошли — впереди «Компас», позади «Астролябия». И течение подхватило 
их.

Сначала они двигались медленно, потому что ветер толкал их обратно в море. 
Лаперуз приказал опустить паруса, и корабли потащило в бухту. Проход становился 
уже, течение сильнее. Они уже неслись, как вихрь, но извилистой темной дорожке. 
В нескольких метрах от них со дна торчали камни, возле которых клокотали 
пенистые водовороты. Об управлении судами нечего было и думать. «Компас» летел 
вперед, вертясь, как волчок. «Астролябию» тащило боком.

И вдруг перед ними из воды вырос утес, преградив им дорогу. Моряки закричали от 
ужаса. Остановиться было невозможно. Утес едва подымался над поверхностью моря, 
и волны свободно переплескивались через его вершину. Не мудрено, что д'Экюр и 
Бутэн, побывавшие на шлюпках только в самом начале прохода, не могли заметить 
такой низкий утес.

Гибель казалась неизбежной. Но возле самого утеса течение сделало крутой 
поворот. Повинуясь течению, «Компас» обогнул роковой утес, поцарапав о его 
шершавую спину обшивку левого борта. Как молния, пролетел он по серебряной 
гладкой поверхности просторной бухты и, круто завернув, остановился невдалеке 
от лесистого берега.

«Астролябия» проделала тот же самый маневр, в том же самом месте обогнула утес, 
потом, качаясь, пританцовывая, пронеслась через всю бухту и остановилась рядом 
с «Компасом».

В первую минуту никто не мог опомниться от счастья. У многих на глазах были 
слезы. Но правде сказать, все они считали себя уже погибшими во время 
головокружительного полета по извилистой, узкой дорожке между подводными 
глыбами.

Лаперуз приказал опустить якоря.



В бухте

Из-за вершин исполинских сосен то там, то здесь вырывались клубы дыма. Берег 
был населен.

Жителей пришлось дожидаться недолго. Легкие длинные лодки понеслись к кораблям. 
Бухта наполнилась гулом голосов. Индейцы кричали, размахивали руками, пели. 
Французов они нисколько не боялись. Не спрашивая разрешения, они со всех сторон 
лезли на корабль, и скоро на палубе «Компаса» их набралось человек восемьдесят. 
Многие из них явились с женами.

Женщины очень заботились о своей наружности. У каждой нижняя губа была 
проколота насквозь, и в отверстии торчала деревянная ложка. От этого украшения 
рты их были выпячены вперед вершка на два. Лица свои они мазали известью, 
глиной и салом.

Мужчины тоже были изрядные франты. Всюду, где только можно — в уши, в нос, — 
они вставляли птичьи перья. Без жалости протыкали они себе кожу, чтобы всунуть 
в отверстие перо.

И мужчины и женщины были одеты в тюленьи шкуры.

Индейцы явились вовсе не из пустого любопытства. Их нисколько не интересовали 
ни белые, ни корабли. Они приехали торговать. Оружия они не привезли с собой 
никакого, и намерения у них безусловно были самые мирные. Но кражу они, как и 
жители острова Пасхи, не считали враждебным поступком. С самым миролюбивым 
видом вытаскивали они гвозди из палубных досок и, приветливо улыбаясь, залезали 
в карманы матросов.

— Что с ними делать? — восклицал Лаперуз, разглядывая своих непрошеных гостей, 
спокойно расположившихся на палубе.

Лаперуз чувствовал себя как в западне. В эту бухту не только трудно проникнуть 
— выйти из нее, пожалуй, будет еще труднее. А леса вокруг бухты полны индейцев, 
которые, если им не угодишь, могут, чего доброго, завладеть фрегатами.