каждой набегающей волной корабль терся о камень и медленно разрушался. Кругом 
плавали обломки киля и обшивки. Стоило ветру чуть-чуть окрепнуть, и через 
двадцать минут от «Усердия» остались бы одни щепки.

Кук послал в трюм плотника. Он опасался, нет ли в днище сквозной пробоины. 
Плотник вернулся с побледневшим лицом и сказал:

— Сэр, там вода!

«Началось!»— подумали моряки, по никто не произнес ни слова.

Кук сам спустился в трюм. Ящики и пустые бочонки плавали в черной воде, 
медленно, почти незримо, подымаясь.

— К помпам! — крикнул Кук и ушел в свою каюту.

Заскрипели две помпы, выливая в море мутные струи. Матросы разделились на три 
команды, которые качали воду поочередно.

Пришел долгожданный дневной прилив, но не принес освобождения. Он оказался 
слабее ночного и только слегка приподнял корму судна.

В шесть часов уровень воды в трюме снова начал подыматься, и пришлось поставить 
третью помпу. Четвертая помпа, запасная, оказалась испорченной. Кук приказал 
выбросить ее за борт.

Моряки были измучены. Команды, работавшие у помп, принуждены были меняться 
каждые семь минут. Офицеры становились на место падавших от утомления матросов 
и работали наравне со всеми. Никто не роптал. Каждый чувствовал, что от этого 
мучительного труда зависит его собственное спасение.

Когда стемнело, к Куку подошел Бэнкс.

— Вы надеетесь сняться со скалы? — спросил он.

— Надеюсь, — ответил Кук. — Ночью прилив будет очень высок.

— Австралийский берег находится в восьми милях от нас, — сказал Бэнкс. — Сможет 
ли «Усердие» добраться до него с такой огромной пробоиной в днище? Сейчас скала 
затыкает дыру, как пробка, по, когда мы освободимся…

Кук молчал.

— В шлюпках поместится не больше половины команды, — продолжал Бэнкс. — 
Остальные обречены на гибель. Что мы будем делать?

— Что мы будем делать? — переспросил Кук. — Вы да я? Мы останемся на корабле.

Но Кук знал, что это не выход из положения. Матросам тоже не поместиться на 
шлюпках.

А что ожидает тех, кому удастся добраться до австралийского берега? Одинокая 
жизнь вдали от родины и близких. Впрочем, будь что будет. А пока надо работать.

Кук подошел к помпе, расстегнул ворот рубашки и стал вместе с изнемогавшими 
матросами выкачивать воду. Теперь команды менялись уже каждые пять минут. И, 
когда приходила смена, кончившие работать падали от усталости и лежали, не 
двигаясь, пока снова не наступала их очередь.

Начался прилив. Уровень воды достиг уже высшей точки дневного прилива и все еще 
продолжал подыматься. Все шлюпки были спущены на воду и привязаны канатами к 
корме корабля, чтобы попытаться стянуть его со скалы.

Вода подымалась все медленнее и медленнее. Корабль зашевелился и стал оживать.

Ура! Палуба выровнялась, «Усердие» плавно закачалось на волнах.

Все весла шлюпок с плеском опустились в воду. Канаты натянулись, и корабль, 
пятясь задом, слез со скалы. Теперь под ним глубина. Они свободны!

Мигом были поставлены все паруса. Но ветра почти не было, и гигантские 
полотнища повисли, как мешки, чуть-чуть колыхаясь. Корабль медленно пошел к 
берегу.

Первые десять минут моряки были в восторге. Они радостно обнимали друг друга. 
Даже помпы застучали веселее. Но вскоре стали замечать, что корабль как-то 
странно осел, что с палубы поверхность моря уже не кажется такой далекой, как 
раньше, и, заглянув в трюм, поняли безвыходность своего положения.

— Сэр, — сказал доктор Монкгауз, подходя к Куку, — через четверть часа вода