|
— Большую пользу, — убежденно ответил белый островитянин. — Во-первых, я могу
служить вам лоцманом и ввести ваш корабль в бухту Анны-Марии, а дело это для
человека, не знающего прохода между рифами, очень нелегкое. Во-вторых, я
свободно говорю на языке здешних жителей и могу служить вам переводчиком. И,
в-третьих, я нахожусь в самых близких родственных отношениях с королем. И вы
понимаете, сэр, что от меня отчасти зависит, как вас встретят туземцы.
Робертс сейчас же бойко вскочил на капитанский мостик рядом с Крузенштерном и
повел корабль меж розовых коралловых рифов в бухту Анны-Марии. Он показывал
Крузенштерну глубокие безопасные места, и Крузенштерн видел, что без его помощи,
пожалуй, трудно было бы ввести «Надежду»в бухту.
Пришлось признать, что Робертс может приносить пользу — он был хорошим лоцманом.
Но был у него и бросавшийся в глаза крупный недостаток — необыкновенная
болтливость. Истосковавшись по родному языку, он теперь трещал без умолку.
— Здесь на острове живет еще один белый, — говорил ей. — Француз. Тоже беглый
матрос. Негодяй, каких свет не видел. Заклинаю вас, капитан, остерегайтесь
этого человека. Он непременно явится к вам, будет предлагать свои услуги. Но вы
не верьте ни одному его слову и гоните в шею.
«Робертс боится конкуренции», — подумал Крузенштерн и спросил:
— Почему же он негодяй, этот француз? Что он такого негодного сделал?
— Он каждую минуту делает тысячи пакостей! — заговорил Робертс, приходя в
ярость. — Он хочет меня убить. Он хочет поссорить меня с островитянами.
— Вы с ним единственные европейцы на острове, — сказал Крузенштерн. — Это
должно было бы сблизить вас. Отчего вы с ним не помиритесь?
— Вы не знаете, что это за человек! — возразил Робертс. — Я сам вначале
рассуждал, как вы, и много раз предлагал ему мириться. Но разве можно жить с
ним в мире, если он все время норовит тебя зарезать исподтишка!
«Надежда» благополучно прошла между рифами и стала на якорь посреди бухты.
Мгновенно с берега к кораблю вплавь кинулось несколько сот островитян.
Они чувствовали себя в воде свободно, как на суше, разговаривали, плескались,
двигались с необыкновенной быстротой и легкостью. Никогда еще русским морякам
не приходилось видеть таких отличных пловцов. Они тащили к кораблю на продажу
кокосовые орехи, плоды хлебного дерева и бананы. Даже с тяжелым грузом они
плавали как рыбы.
— А нельзя ли здесь купить свиней? — спросил Крузенштерн Робертса.
Команда «Надежды» много месяцев питалась одной солониной и мечтала о свежем
мясе.
— Свиней тут мало, и островитяне ими очень дорожат, — ответил Робертс. — Боюсь,
что они вам их продавать не станут.
Крузенштерн поручил вести торговлю с островитянами лейтенанту Ромбергу и
доктору Эспенбергу. Они показали островитянам несколько железных топоров.
Островитяне в воде подняли радостный крик, потрясая над головами кокосовыми
орехами и бананами. Но Робертс, по просьбе доктора Эспенберга, объяснил им, что
топоры они могут получить в обмен на свиней, а за фрукты им будут давать
обломки железных обручей от старых бочек. Обручам они тоже обрадовались и
охотно давали за них фрукты. Эспенберг и Ромберг спускали им с палубы куски
железа на канатах. Островитяне отвязывали железо и привязывали к канатам свои
товары. Торговали они вполне честно.
Подобно людям каменного века, они изготовляли все свои орудия только из камня,
из дерева, из кости. Добывать металлы они не умели и поэтому железом дорожили
чрезвычайно. «За кусок обруча, — пишет Крузенштерн, — давали они обыкновенно по
пяти кокосов или по три и по четыре плода хлебного дерева. Они ценили такой
железный кусок весьма дорого… Малым куском железного обруча любовались они, как
дети, и изъявляли свою радость громким смехом. Выменявший такой кусок показывал
его другим, около корабля плавающим, с торжествующим видом, гордясь
приобретенною драгоценностью. Чрезмерная радость их служит ясным
доказательством, что они мало еще имели случаев к получению сего высоко
ценимого ими металла».
Торговля продолжалась уже несколько часов, а свиней никто не привозил.
Крузенштерн убедился, что Робертс был прав: свежим мясом запастись в Нукагиве
было очень трудно.
В четыре часа дня от берега отошла большая лодка, полная мужчин, и поплыла к
|
|