вший у него на шее, и пронзительно 
свистнул.

Но никто не откликнулся.

– Значит, – прошептал Старейший, и суровое сердце его дрогнуло, – значит, Крек 
умер. Наверное, на мальчиков напали. Или они убиты, или уведены в плен 
каким-нибудь бродячим племенем.

– Нет, – возразил один из старейшин, – уже давно поблизости не встречался ни 
один чужеземный охотник. Крек и Ожо просто заснули.

– Поднимемся в пещеру, – сурово промолвил Старейший. – Если они заснули, они 
будут жестоко наказаны.

– Смерть им, смерть! – раздались свирепые голоса.

– Смерть, если, на горе нам, огонь погас! – Неужели они лишились огня? Сначала 
охотники лишь удивились и встревожились, заметив отсутствие красных отблесков у 
входа в пещеру. И только теперь бедняги ясно представили себе, какие страшные 
несчастья сулит им потеря огня.

Что за беда, если дети погибли, – ведь пользы от них мало, а кормить их 
все-таки надо.

Но если погас огонь – огонь-утешитель, который так весело потрескивал на очаге… 
Мысль об этом приводила в трепет самого мужественного охотника.

Если огонь умер, люди тоже умрут. Они знали, чувствовали это. Как они тосковали 
по огню во время своих охотничьих странствий! Но ведь тогда они разлучались с 
ним ненадолго. Но теперь… теперь огонь покинул их навсегда. Значит, они 
неизбежно погибнут.

Никогда они не попадали в такое ужасное положение.

Огонь, верный и жаркий огонь, жил в пещере много лет. Никто не знал, кто и 
когда занес огонь в их 
жилище…
Летом трава и деревья иногда загорались от молнии, падавшей с неба, как 
утверждали опытные охотники.

Но как быть зимой? Идти к соседям просить, как милости, горящую головню? Но 
чаще всего окрестные племена, укрывавшиеся по неведомым тайникам, сами сидели 
без огня, а те, у кого в жилище пылало благодетельное пламя, те ни за что не 
согласились бы поделиться этим неоценимым сокровищем.

– Вперед! – приказал Старейший дрожащим голосом.

Уже не раз Гель и Рюг доносили старейшинам, что стая громадных гиен, 
привлекаемая запахами гниющих отбросов, бродит по ночам около входа в пещеру. 
Только свет костра удерживал их на почтительном расстоянии.

Но теперь огонь угас, и эти отвратительные животные могли забраться внутрь 
пещеры, поэтому охотники поднимались по ступеням молча и осторожно, с 
рогатинами наготове, оставив женщин и детей внизу, у подножия скал.

Но пещера была пуста, со стен ее веяло ледяным холодом. Охотники ощупью 
обшарили жилище; они перебирали угли очага, с надеждой ощупывали золу. В 
середине куча была еще 
тепловатой…
Напрасно Гель, бросившийся на золу ничком, дул изо всей силы, пытаясь разжечь 
тепловатые угли, – ни одна искорка не вспыхнула.

Огонь потух, потух навсегда, а Крек и Ожо исчезли! Эту зловещую весть принес 
Гель матерям и детям; Старейший послал его передать приказание идти в пещеру.

Наконец все собрались вместе. Никто не мог больше сдерживать громких рыданий. 
Кто упал в горе на землю, кто остался стоять. Но все они были потрясены, 
подавлены…
Когда прошел первый взрыв горя, измученные люди забылись тяжелым сном. Но и во 
сне они стонали и вздрагивали. Только Старейший, Рюг-большеухий и Гель-рыболов 
бодрствовали во тьме. Юноши должны были вплоть до самого рассвета сторожить 
вход в пещеру.

Всю ночь Старейший просидел возле холодного очага. Как возродить огонь, как 
вернуть его в пещеру? Но напрасно он рылся в смутных обрывках давних