вступили с ними в бой. Но враги бежали после первой же 
схватки. Никто из жителей пещеры не погиб.

Только у некоторых охотников на коже виднелись царапины и ссадины, запекшиеся 
кровавые рубцы. Другие прихрамывали и шли, опираясь, вместо костыля, на 
сломанный сук.

Наконец охотники приблизились настолько, что можно было расслышать их голоса. 
Тогда матери подняли детей на руки и, храня молчание, почтительно склонились 
перед мужьями и братьями.

Прибывшие, несмотря на усталость, дружескими жестами ответили на этот 
безмолвный привет.

Старейший рассказал охотникам, что обитатели пещеры без малого четыре дня почти 
ничего не ели, и предложил тут же раздать всем по небольшому куску мяса, а 
остальное спрятать до завтра и испечь в золе.

Часть молодой оленины немедленно разделили на куски. Однако куски были 
неодинаковые: охотники захватили себе лучшие, а матерям и детям достались 
похуже. Но они и этому были рады. Получив свою долю, они уселись подальше от 
мужчин.

Как только Старейший подал знак, все жадно накинулись на мясо, разрывая его 
руками и глотая огромные куски.

Старейший получил самый почетный и лакомый кусок – содержимое оленьего желудка. 
Это было отвратительное пюре из полупереваренных трав, но у охотничьих племен 
оно и поныне считается самым изысканным блюдом.

Старик старался есть медленнее, смакуя, как истый знаток, странное рагу, 
принесенное ему сыновьями. Но как только он замечал, что никто не глядит на 
него, он начинал совать в рот кусок за куском с безудержной прожорливостью 
самого жадного из своих правнуков. Старейший был голоден, и в эту минуту он не 
мог думать ни о чем, кроме еды. Разве не приятно было чувствовать, как утихает 
голод с каждым новым проглоченным куском? И он позабыл о двух отсутствующих на 
этом пиру – о Креке и Ожо. А ведь старик любил Крека больше других детей.

Но вот последние крохи были съедены, и люди начали подумывать о возвращении в 
пещеру. Охотники, сытые и усталые, заранее предвкушали ту блаженную минуту, 
когда они улягутся на теплой золе или на шкурах под сводами старой пещеры. Еды 
у них хватит на день или на два.

Такие беззаботные дни редко выпадали на долю первобытных людей. Такие дни – 
высшая награда и величайшая радость для тех, кто жил в непрестанной и жестокой 
борьбе со стихиями.

В эти дни полного спокойствия, бездействия, сытости люди набирались сил для 
новых охотничьих странствий, всегда опасных и трудных.

Они отдыхали после утомительных, долгих скитаний по лесам, где всегда можно 
было встретить свирепого зверя или попасть в засаду к враждебному племени. 
Лениво растянувшись на шкурах, охотники дремали или беззаботно болтали.

Чаще всего они толковали о приключениях, случившихся во время охоты, или 
вспоминали о встрече с редким животным, попавшимся в лесной чаще. У каждого 
находилось что рассказать и чем похвастать.

Иногда какой-нибудь охотник брал кость или плоский камень и на нем острым 
резцом выцарапывал охотничьи сцены, животных – словом, все, что запомнилось ему 
или удивило его. Конечно, эти рисунки на камне или кости были очень грубыми, 
неумелыми. Но порой первобытный художник так живо и верно изображал животных, 
что мы и теперь восхищаемся искусством этих далеких мастеров.






Охотники, утолив терзавший их голод, заторопились домой. Но они так устали, что 
подвигались вперед очень медленно.

Уже наступила ночь, когда они подошли к пещере. Обычно еще издали они замечали 
красноватые отблески пламени, озарявшие приветливым светом вход в их подземное 
жилище. Но на этот раз вход был погружен в глубокий мрак. Свет – веселый, 
бодрящий, ласковый свет – исчез.

Отряд остановился у подножия скалы. Старейшины стали совещаться.

«Что здесь случилось без меня?» – подумал Старейший и тихо сказал своим 
спутникам:
– Хранителем огня сегодня остался Крек. Предупредим его о нашем приходе.

Один из охотников взял костяной свисток, вис